Днем мне анализировать было некогда – надо было вести свои путевые заметки о морпеховском геройстве и на ходу зачитывать их полковнику, а писать эти заметки было делом не из легких. Хотя бы потому, что шел уже 6-ый день нашего рейса, а ни одного единственного наркосуденышка «героям» еще обнаружить не удалось. Мне оставалось писать только о том, какие они славные парни, и как быстро они приняли меня, гостью, в свой коллектив. На самом же деле «принятие в коллектив» состояло из обедов за капитанским столиком да из дежурных улыбок в сторону проходивших мимо меня по палубе натовцев. На улыбки они отвечали охотно, даже на дежурные – женщин на борту было немного. Я да известная вам уже Zeena- вот уж кто по-настоящему влился в коллектив! Да-да, она тоже была здесь – в качестве механика в составе экипажа американского вертолета, который принимал участие в этом рейде. Это был видавший виды Lynx с какими-то проблемами при посадке. Потому, что после каждой его посадки Zeena подолгу колупалась в его нижней части. Она оказалась талантливым механиком: когда на третий день нашего рейса у голландцев отказал насос в аппарате, дистиллирующем морскую воду для нашего питья, без которого мы бы в море долго не продержались, потому что большого запаса воды на борту не было, Zeena, на пару с одним голландским матросом, смогла и этот насос тоже починить. Надо ли говорить, что после этого голландские морпехи Зину зауважали, хотя раньше смотрели на нее типичным голландским мужским взглядом – как на обычную stoeipoes.
Когда я смотрела на нее – загорелую, веселую, бойкую,- я почти забывала, кто она и чем она здесь занимается. Zeena была так по-молодому хороша и одновременно так сильно излучала сигналы женского одиночества, что будто магнитом притягивала к себе мужчин- и совершенно очевидно сама гордилась этим. Zeena вела себя так, словно она находилась не на борту патрульного натовского корабля, а на сельской дискотеке, где все трактористы были от нее без ума. Когда она грациозно пробегала по палубе в своем натовском комбинезончике, а вслед ей таращились десятки пар глаз, выражение лица у нашей хуторянки становилось таким, что у меня в голове сразу же начинала крутиться песня «Балагана Лимитед»:
«Девки-лохудры,
Накупили пудры,
Напудрили лобики
И сидят как бобики!»
«Да тьфу на вас!»
Вот это самое «да тьфу на вас!» – с одновременным поглядыванием искоса, кто же именно это там ею заинтересовался – было прямо-таки выгравировано у нее на лбу. Zeena знала себе цену, и первый попавшийся судовой кок ее не интересовал.
К этому времени я уже перестала побаиваться ее, хотя и нельзя сказать, чтобы я стремилась к тому, чтобы находиться в ее обществе. Я просто вежливо обходила гражданку Костюченко – как обходят лежащую на тропинке коровью «лепешку»: чтобы не вляпаться. Хотя когда мы волей-неволей сталкивались лицом к лицу, мне было нетрудно с ней поздороваться. Правда, один раз я перехватила не очень-то доброжелательный Зинаидин взгляд – когда она увидела, что ужинаю я за капитанским столиком. Я даже удивилась немного такой ее неприязни: неужели она не понимает, что капитан не может пригласить ее за свой столик не потому, что я ему нравлюсь, а Зинаида -нет, а просто потому, что я здесь – человек гражданский, гость, а ей это не положено по рангу? Но Зинаида, видимо, насмотрелась в своей Америке старых сериалов вроде «Love Boat» и время от времени забывала, что она не на круизном теплоходе. Наверно, втайне она жалела, что не может продефилировать перед командой в вечернем платье от какого-нибудь Версаче. Но моей вины в этом уж точно не было.
Однако этого ее недоброго взгляда никто не заметил- морпехам было не до женских причуд. Да я и сама скоро позабыла о нем. В конце концов, я не червонец, чтобы всем нравиться.
Гораздо больше меня беспокоило то, что, как я начинала понимать, я, кажется, понравилась полковнику Ветерхолту. И пригласил он меня в этот рейс, судя по его поведению, вовсе не с пиаровскими, а с другими, гораздо более ординарными и плотскими целями. Сначала у меня возникли только смутные подозрения. Но после того, как полковник два вечера подряд стучал в дверь моей каюты после отбоя – без какого-либо делового к тому повода- подозрения эти переросли в уверенность. Мне стало страшно. Я делала вид, что ничего не заметила и ничего не понимаю, а по вечерам запиралась у себя в каюте и лежала на койке тихо как мышка, притворяясь, что крепко сплю. Койка попалась как назло со скрипом, и я боялась даже лишний раз перевернуться на другой бок. А сама считала дни до возвращения на берег…