Читаем Совьетика полностью

Действительно, дело было накануне американского дня независимости. Ну, держись: завтра дядя Патрик снова торжественно вывесит над своим домом эту звездно-полосатую тряпку, которую я бы не стала даже кластьу порога вместо коврика для вытирания ботинок: много чести. Лучше всего – по-настоящему по заслугам!- с ней поступил в свое время американский же гражданин Дин Рид. Только ведь нынче тряпке это уже никакой «Тайд» не поможет…

– Поздравляю!- сказала я сухо. И тут заметила белый порошок на узких полосках бумаги на столе. Кокаин! «Трофейный»!

Зина перехватила мой взгляд.

– Имеем право немножко развлечься, – сказала она, – В ходе любой военной компании военнослужащие имеют право на определенные трофеи.

Я молча посмотрела на нее. Что еще тут нужно было говорить? Вот они, доблестные натовские «борцы с наркотрафиком»! И неважно, что «не все такие». В любом случае, случай этот вовсе не единичный. В 2004 году четверо таких же вот вояк были арестованы с кокаином на Арубе. Им даже не грозит тюрьма в таком случае – только репатриация и увольнение. А жалко, что эту сцену нельзя будет включить в мой очерк. Уверена, уж это бы непременно заинтересовало местную прессу…

С места поднялся один из Зининых «корешей» – двухметровый голландец с размером ботинок не меньше 46-го. Зина влюбленно на него поглядывала. Глаза у ее нового увлечения были туманно-пустые.

– Не надо никому об этом говорить, мефрау, – сказал он негромко, – Наше начальство в курсе. Это просто наш маленький служебный бонус. Мы же не собираемся этой штуковиной торговать. А так, расслабиться… это даже полезно. Не хотите попробовать?

У меня, наверно, было такое лицо, что мне даже говорить ничего не понадобилось.

– Ну, как хотите… Но вне этих стен это никому не обязательно знать. Даже если кто-то из наших и подторговывает, Вы же понимаете, что кроме отставки ему ничего не будет. А у многих дети подрастают, их надо обеспечивать. Жизнь в Голландии сейчас знаете какая трудная? С тех пор как ввели евро…

Я еще раз окинула взглядом всю веселую компанию, раздумывая, что же им сказать. Было понятно, что от прочтения им морали с укорительно поднятым пальчиком они не встанут на путь истинный.

– А зачем мне кому-то об этом говорить? – сказала я наконец. – Конечно, не буду. Вы не стесняйтесь, ребята, продолжайте. Сами себя скорее отправите на тот свет.

Зина рванулась было ко мне, но здоровенный голландец удержал ее.

– Rustig, rustig, schatje ! – сказал он ей успокаивающе, держа ее за руки. – Не хватало еще тебе затеять драку. Тогда вызовут местную полицию, и… Тебе хочется попасть в «Бон Футуро »? Мне лично нет. Мефрау же сказала, что все это останется между нами. И я ей верю. А вы, ребята? – обернулся он к остальным. Но его соседи по столику были уже в таком состоянии, что с трудом понимали даже где они находились. Один из них греб руками по столу – так, словно он совершал заплыв брассом в бассейне.

– Гербен!- пробовала протестовать Зина, которая еще не настолько дошла до кондиции. Но Гербен скрутил ей руки, схватил ее в охапку и понес ее обратно к столу.

– Prettige avond verder, mevrouw !- кивнул он мне на прощание, – Закройте за собой поплотнее дверь, а то дует.

– Doei ! – сказала я и захлопнула дверь. Я даже не успела сообразить, какая игра слов получилась. Впрочем, она все равно была бы понятна только русскому человеку.


Несколько секунд я пыталась собраться с мыслями и сдухом. Наверно, действительно, лучше об этом молчать – в особенности если судовое начальство действително в курсе подобных оргий. Ведь конфискованный кокаин находился в его распоряжении.

За спиной у меня раздался деликатный кашель. Я обернулась так резко, что чуть было не свалилась вниз по трапу. Это оказался мой вчерашний спаситель – сержант Альварес.

– Давайте, помогу Вам, сеньора, – сказал он, не по-американски забирая у меня сумку с тяжелыми вещами. И понес ее вниз по трапу прежде чем я успела опомниться.

– Здесь уже давно так, – сказал он мне, понижая голос, когда мы оказались на причале, – Не удивляйтесь. Здесь можно многое из того, чего нельзя человеку с улицы. Можно даже пристрелить кого-нибудь ни в чем не повинного и при этом оставаться на свободе. Эта женщина, – тут он понизил голос еще больше, – пристрастилась к наркотикам еще в Ираке. Я знаю, мы служили вместе. Очень скверная, подлая женщина. Хотя и такая красивая. Особенно подлая, если начнет на кого-то точить зуб. Постарайтесь не связываться с ней- для Вашей же собственной пользы. Говорю это не потому, что кого-то выгораживаю. Если бы я был уверен, что кто-то действительно примет меры, а не заметет все это под ковер, я бы первым обо всем рассказал. Но я совсем не уверен. Совсем…И именно поэтому я молчу. Скажете, трусость? Может, и так. Только я достаточно повидал, что делают с храбрыми…

– Спасибо еще раз, – сказала я, – За Вашу помощь. И за совет тоже спасибо. Обязательно это учту. Всего вам самого доброго.

Повернулась и пошла быстрым шагом от корабля – не оглядываясь…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза прочее / Проза / Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее