В то время, когда Гриша служил в своем стройбате, дедовщины в армии почти не было. И уж ни в коем случае – не в таких зверских формах, как сегодня. Так, мелкое хулиганство после отбоя на уровне пионерлагеря (которое Гриша, будучи каратистом, на себе совершенно не испытал). Когда мы приехали к нему в первый раз, и он вышел к нам в форме, он выглядел таким родным – и не потому только, что я по нему так соскучилась, а еще и потому, что он в этой форме был так похож на советских солдат, защищавших нашу с ним Родину, когда мы оба еще даже не родились. А нынешняя форма российских «федералов» – не наша, чужая, почти такая же, как натовская, не форма, «а так, тьфу, одно заглавие»! А ведь, как гласит наша народная пословица, «по одежке встречают»… Ну, и как их встречать, тех, кто расстреливал Белый дом в 1993-м? Тех, кто всю жизнь прослужил под красными звездами, а сейчас служит под власовским флагом? Не знаю… даже если бы я была спортсменкой, я бы совершала круг почета, обернув плечи советским флагом, привезенным с собой: потому что власовско-николаевское знамя – не мое !
Я не сужу ее больше, чем саму себя. Армия наша стала такой же мечущейся и не находящей себя, как и все наше общество. То она совершает марш-бросок в Приштину, внушая этим надежды (как сербам, так и своим людям, дома) – то участвует в совместных учениях с палачами Югославии, которые, оказываются, являются ее стратегическими партнерами. Точно так же, как с началом бомбежек Белграда один российский политик разворачивает обратно свой самолет и не летит в Америку, а через некоторое время другой российский политик едет в Белград, чтобы уговорить Милошевича сдаться….
Да тут всей стране, а не только армии в пору сказать себе: или снимите крестик, или наденьте трусики! И времени, чтобы принять это судьбоносное решение, у нас остается все меньше и меньше…
Ойшин ждал меня за воротами базы – как заправский супруг. Даже чмокнул в щечку. Я с трудом подавила в себе порыв отдернуться в сторону.
– Ну, как ты там? – спросил он,- Жива?
– Как видишь. Ох, – сказала я, – Столько всего было – не знаю, с чего и начать. Вот только, кажется, мы ни на шаг не приблизились к разгадке того, что нам надо разгадывать. К сожалению.
– Это ничего, – отозвался Ойшин, – Расскажешь что есть. Только не мне сейчас, а Сирше и Орландо. Завтра. На Арубе.
– На Арубе?!- воскликнула я.
– Ну да, а что здесь такого? Насколько я понял, тут и лететь-то всего не больше получаса. Лайнер Сирше на этот раз не заходит сюда, в Виллемстад. И пока тебя не было, от Орландо пришло сообщение, что встретиться нам придется в Ораньестаде. Подумать только, я, ирландский республиканец – и в городе, названном в честь Вильгельма Оранского! Дожил…
– А почему так срочно? Что-нибудь случилось? – перебила я его. Мне было не до ирландской республиканской лирики.
– Насколько я понял, ситуация такая серьезная, что решено еще раз обсудить все, что нам на сегодня известно, чтобы попробовать совершить… как это он там выразился? «Информационно-разведывательный прорыв». Понимаешь, может, что-нубудь само по себе кажется тебе не имеющим отношения к нашей цели, но в совокупности с тем, что известно другим товарищам, складывается уже более отчетливая картина…Официально мы с тобой летим на Арубу на романтический уикэнд. Вот я и практиковался … а ты уже в глаза мне готова была вцепиться!- сказал Ойшин оправдывающимся тоном и неловко засмеялся, – К слову, твой бывший муж улетает обратно в Голландию в воскресенье, так что это даже лучше, если нас здесь еще парочку дней не будет.
– Практикуйся на кошках !- вырвалось у меня. Хотя, конечно, он снова меня не понял.
… Побывать на Арубе было мечтой всей моей жизни. Давней, детской еще мечтой – настолько детской, что сейчас было даже неудобно об этом вспоминать. Не те обстоятельства, чтобы по-подростковому радоваться тому, что я наконец-то увижу родину Бобби. Но на душе все равно потеплело – так, словно встретилась с кем-то знакомым, с кем-то, кто разделял со мной общее прошлое и потому понимает меня без слов.
От Кюрасао до Арубы действительно всего полчаса полета – не успеешь даже отстегнуть в самолете ремни. Так близко – и тем не менее, многое здесь совсем другое, на Кюрасао не похожее. Да, люди на обоих островах говорят на одном и том же языке, но на Арубе даже существуют свои собственные правила его правописания. Здесь своя, другого стиля музыка, которая не очень-то по душе жителям Кюрасао. Да и население на Арубе в основном светлокожее – смесь испанцев с индейцами. Темнокожие арубанцы – такие, как Бобби, – как правило, потомки мигрантов, приехавших сюда с англоязычных островов в поисках работы. Недаром ведь и у Бобби ирландская фамилия (в Ирландии я не преминула выяснить, что Фарреллы родом из маленького городка Лонгфорд почти в самом центре острова).