Читаем Советская литература: мифы и соблазны полностью

Советская литература: мифы и соблазны

Вот и Маяковский такой же мальчик. Он дал честное слово любить революцию и никогда не задумается над тем, что революция может быть не права, потому что для него признать это – значит оскорбить что-то бесконечно большее, чем он сам, и даже чем революция.

В этом смысле очень показателен его разговор с Юзефом Юзовским в августе 1927 года. После публикации глав из поэмы «Хорошо!» в газете «Советский юг» появилась разгромная рецензия 25-летнего тогда Юзовского «Картонная поэма» (статья, кстати, написана хорошо, точная, не зря ее перепечатали в 1928 году в рапповском журнале «На литературном посту», желая ударить Маяка побольнее). Маяковский ужасно обиделся на эту статью, разыскал Юзовского и прямо в лоб спросил, почему ему не нравится поэма.

Юзовский, который был человеком гипертрофированный храбрости, ответил, что жизнь вокруг вообще-то не похожа на описанную в поэме. Маяковский не стал ему возражать, сказал мрачно:

– Через десять лет в этой стране будет социализм. И тогда это будет хорошая поэма… Ну а если нет… Если нет, чего стоит весь этот наш спор, и эта поэма, и я, и вы, и вся наша жизнь…

Об этом разговоре сам Юзовский рассказывал Бенедикту Сарнову[41].

Абсолютно четкая формула. Человек поставил себе во главу угла «если будет социализм» и этим критерием мерит все остальное. Если будет социализм и если должен быть социализм, то поэма «Владимир Ильич Ленин» – хорошая, это попытка еще до зощенковской «Голубой книги» языком пролетария пересказать мировую историю:

Капитализм в молодые годабыл ничего, деловой парнишка:первый работал — не боялся тогдачто у него от работ засалится манишка.

Но это отдает чудовищным насилием над собой.

И «Хорошо!», хотя эта поэма гораздо лучше, чем «Владимир Ильич Ленин», оставляет полное ощущение какого-то измывательства над собой. И, думаю, именно в порядке этого измывательства Маяковский приписал (первоначально-то глав было семнадцать, потому что семнадцать – значимое число, 1927 год – юбилей Октября) восемнадцатую, пафосную, и девятнадцатую, уже откровенно издевательскую главу, когда:

От мух кисея.Сыры не засижены.Лампы — сияют.«Цены снижены!».

Невозможно представить, что автор «Облака в штанах» и даже автор «Нигде кроме / как в Моссельпроме» на полном серьезе пишет:

Сидят папаши.Каждый хитр.Землю попашет,попишет стихи.

Андрей Синявский, кстати, замечательно пояснял эволюцию Маяковского. Вот, скажем, 1918 год, «Левый марш»:

Кто тут шагает правой?Левой!Левой!Левой! —

непреклонно. А в 1927-м:

Жезлом правит,чтоб вправо шел.Пойду направо.Очень хорошо. —

с такой виновато-растерянной интонацией. Потому что идти направо для Маяковского немыслимо. Однако если надо, то надо.

Асеев записывает разговор с Маяковским, разговор этот даже попал в поэму «Маяковский начинается» (1940), до такой степени он Асеева потряс:

«Что вы думаете,Коляда,еслиямбом прикажут писать?»«Я?Что в мыслях у вас —беспорядок:выдумываете разныечудеса!»«Ну все-такиесть у вас воображенье?Вдруг выйдет декретотносительно нас!Представьтетакое себе положенье:ямб – скажут —больше доступен для масс».«Ну, не знаю…Не представляю…В строчкахя, кажется, редко солгу…Если всерьез,дурака не валяя…Просто, мне думается,не смогу».Он замолчал,зашагал,на минутутенью мечасьпо витринным лампам, —и как решенье:«Ну, а ябудуписать ямбом!»

Он, кстати, ямбом и написал «Во весь голос» (1928–1930) и второе вступление к поэме, которое критик Евгений Марголит считает лучшим из всей советской поэзии:

Уже второй. Должно быть, ты легла.В ночи Млечпуть серебряной Окою.Я не спешу, и молниями телеграммМне незачем тебя будить и беспокоить.

Перейти на страницу: