К этому прибавлю переговоры с эстонцами, с латышами. Какую роль играли эти мелкобуржуазные парламентарии Эстонии: были ли они сознательными обманщиками, провокаторами, агентами Юденича или же, поддерживая пассивно, а в значительной мере и активно, Юденича, под давлением Антанты, они в то же время стремились найти опору с левого фланга, со стороны Советской России, – это для нас все равно. Мы не обязаны распространяться о психологии эстонских и латышских меньшевиков и кадетов, но факт таков, что роль, какую они сыграли, была роль того белого флага, который наиболее предательскими вероломными частями выкидывается иногда для того, чтобы обмануть врага, подпустить его на близкое расстояние и потом всадить ему нож в грудь, в бок или в спину. Эти переговоры о мире, до настоящего момента, со стороны Эстляндии и Латвии были как бы опиумом, которым они имели в виду усыпить сознание значительной части Красной Армии, поселив в ней уверенность в том, что война на этом фронте близится к концу, с тем, чтобы затем напустить на нас цепную собаку Антанты – Юденича и позволить ему вырвать клок мяса из тела Советской России. Во всяком случае, в дальнейшем, как бы ни шли переговоры, мы, с военной точки зрения, должны быть гораздо осторожнее, бдительнее, внимательнее и недоверчивее по отношению к этим мелкобуржуазным соглашателям, вольным или невольным агентам Антанты. Мы, вместе с тем, должны себе сказать, что близится время, когда Эстляндия и Латвия должны будут решить, мирятся ли они с нами, или воюют, ибо мы не можем, – как по отношению к Финляндии мы не могли терпеть политики Маннергейма, – не можем терпеть долго такого состояния, когда эти страны с нами не воюют, но в то же время поддерживают Юденича, Балаховича, Родзянко, Ливена и, от времени до времени, выпускают их против нас. Мы мириться хотим, – с каким чувством по адресу буржуазии этих стран, все равно, – но мириться хотим из трезвого расчета, считая, что и худой мир лучше доброй ссоры. Но мы не можем взять на себя всех отрицательных сторон и мира и войны. Мы заставляем нашу армию топтаться перед границами Финляндии, Эстляндии и Латвии, мы заставляем ее не переходить к открытой борьбе и в то же время даем право буржуазии названных стран накапливать у своей границы силы и выбрасывать их на нас, когда это заблагорассудится Антанте. Вот почему наша нынешняя борьба на Петроградском фронте является не только отпором налету на Красный Петроград и имеет своей задачей не одно только истребление банд Юденича, Родзянки, Ливена. Нет. Эта борьба должна в своем дальнейшем и скором развитии поставить вопрос перед Эстляндией и перед Латвией ребром.
Я думаю, что мы в течение ближайшего периода здесь сосредоточим достаточную силу для того, чтобы поставить эти страны не только перед доводами разума, перед доводами политической логики, но поставить их и перед доводами реальной силы, чтобы показать, что мы на этом фронте достаточно могучи, что мир с нами выгоден для стран, которым сейчас угрожает небезызвестный атаман Гольцев. Я не буду останавливаться на нем; во всяком случае поучительно, что история выдвинула фон-дер-Гольца, бывшего константинопольского пашу, превратившегося в русского атамана. Гольцеву поручили отстаивать единую неделимую Россию: большего издевательства нельзя себе представить. Нас обвиняли в свое время в союзе с кайзером, в пренебрежении к интересам России, говорили о священной национальной ненависти к немцам, как к вековому врагу русского народа. И вот теперь история выдвинула самого презренного реакционера, обратившегося в мусульманскую веру авантюриста, в качестве выразителя высшей идеологии русской буржуазии, все равно милюковской, деникинской, колчаковской или какой-либо другой марки. Фон-дер-Гольц-паша – вот подлинный вождь русской империалистической буржуазии! – это мы можем сказать перед лицом всего народа. Это опять-таки до последней степени упрочивает наше политическое положение, наши политические позиции. Дело мелкобуржуазных демократий на западных окраинах становится труднее. Фон-дер-Гольц не столько немецкий агент, сколько агент французской буржуазной республики. Между молотом Антанты, в руках которой фон-дер-Гольц только орудие, и наковальней русской и мировой революции находится мелкобуржуазная демократия западных окраин. Западный фронт нам не угрожает, но та часть Западного фронта, – его северо-западная часть, – где живет и дышит израненный, но еще крепкий Петроград, эта часть фронта находится сейчас под угрозой. Товарищи, если употребить вульгарное сравнение, в той игре, которую мы ведем, в той политической, мировой, исторической колоде, которую мы сдаем, есть несколько карт, которые не могут быть биты. Игра может сложиться так или иначе, но есть карта, которая зовется Петроградом, есть карта, которая зовется Москвой, есть карта, которая зовется Тулой, где сосредоточена военная промышленность, и как бы ни шла величайшая историческая игра, которую мы теперь ведем с контрреволюцией, эти три карты не могут быть и не должны быть биты.