Советская Россия, Аравия и Персидский залив. Документированные страницы истории

И вскоре все вернулось на круги своя, все стало, как было до того, как правительство возглавил принц Файсал. Вновь обострилась борьба между ветвями и коленами в правящем семействе. Пышным цветом расцвела бюрократия, и чиновничество опять погрязло во взяточничестве и коррупции.

Где-то к осени 1961 г. здоровье 60-летнего короля Са’уда заметно покачнулось, он стал резко худеть и харкать кровью. 16 ноября потерявшего сознание короля отвезли на обследование в госпиталь американской компании АРАМКО в Дахране, где врачи рекомендовали ему срочно выехать на лечение в США. Перед вылетом в Америку (21 ноября 1961 г.) король Са’уд по настоянию старейшин Семейного совета Аль Са’уд назначил наследного принца Файсала регентом, а в октябре 1962 г., перед отъездом на повторное лечение, но уже в Европу, официально утвердил Файсала полномочным главой правительства и министром иностранных дел.

Вновь заполучив в свои руки реальную власть, он произвел кардинальные перестановки в правительстве. Сразу же отстранил от дел ярого националиста ат-Тарики. И на его место, на пост министра нефти и минеральных ресурсов, назначил 32-летнего юриста из Мекки, Ахмада Заки Йамани. Командование Национальной гвардией доверил ‘Абд Аллаху, своему сводному брату. Другой его сводный брат стал губернатором Эр-Рияда. Надо сказать, что принц Файсал был правителем новой формации. Делал многое такое, о чем представители старой школы аравийских властителей даже не помышляли. Уменьшил, к примеру, на 20 % денежное содержание членам королевской семьи. Отделил бюджет семейства Аль Са’уд от казны государства, и руку в нее в личных целях никогда не запускал. Но вот когда дело касалось чести и достоинства правящего семейства Аль Са’уд, то отстаивал их жестко и решительно. Покушаться на них не дозволял никому. Ярким примером тому – увольнение с поста министра нефти ат-Тарики, инициировавшего, можно сказать, создание ОПЕК и сделавшего немало для развития нефтяной отрасли королевства, но посмевшего «очернить Са’удов», выступить не просто с критическими замечаниями в адрес правящей династии, а с нападками на нее.

Рассказывают, что принц Файсал слыл знатоком арабской поэзии, и даже сам слагал стихи. Так вот, однажды, во время одной из вечерних встреч с «мужами учеными», с известными в королевстве собирателями аравийской старины и златоустами, то есть с поэтами, один из сочинителей од и касид предстал перед принцем и протянул ему свиток. «Что это?», – поинтересовался принц. «Это – мое сочинение в Вашу честь», – ответил он. Дело в том, что, по сложившейся в Аравии традиции, у каждого племени и у каждого семейного клана, управлявшего тем или иным уделом на полуострове, состоял на службе поэт (ша’ир). Он прославлял достоинства своего вождя и правителя, равно как и дела, ратные и мирские, своего племени и того удела, в котором оно обитало, и ширил тем самым славу о них. Притом не только в пределах своих и соседних земель, но и в границах «Острова арабов» в целом, принимая участие «поединках рыцарей слова», то есть в конкурсах поэтов, которые проходили на известных всем племенам в Аравии ярмарках.

Король ‘Абд ал-‘Азиз ибн Са’уд к прочтению поэтами стихов в его честь на встречах с шейхами племен либо с городской знатью относился не только как к традиции, унаследованной от предков, но и как к норме королевского протокола. И одаривал поэтов щедро. И даже если поэт замечал, что во время прочтения им стиха король начинал подремывать, устав за день от трудов и дел государевых, то и тогда не испытывал никаких беспокойств. Точно знал, что вознагражден им будет непременно.

Король Са’уд, в отличие от отца своего, к поэзии был равнодушен. И даже, как говорят, побаивался того, как он и восхваляемые поэтами труды его будет смотреться на фоне деяний легендарного Ибн Са’уда, действительно, в истории королевства ярких и эпохальных. И поэтому до конца оды златоустов своих не выслушивал. Ввел, как шутили братья короля, новшество. Заключалось оно в том, что после первых же произнесенных пиитами строк из сочиненных ими хвалебных од в его честь, он тут же прерывал их и, улыбаясь, отправлял за вознаграждением в казначейство. За годы правления Са’уда поэты к такому обращению короля к стихам их привыкли. И потому творенья их были, как правило, короткими. Состояли всего лишь из нескольких строк, не больше.

Так вот, стихотворец тот, с кем вступил в разговор принц Файсал, лукаво спросил, заинтересует ли наследника престола то, что он сочинил в его честь. Принц ответил утвердительно. Взял в руки протянутый ему свиток. И внимательно, под пристальными и любопытными взглядами собравшихся во дворце лиц, в абсолютной тишине, ознакомился с творением поэта. Затем, к немалому удивлению всех присутствовавших на встрече, сказал, что то, что хотел выразить стихом своим уважаемый златоуст, наполнено, возможно, более глубоким смыслом, чем могло показаться ему на первый взгляд. И потому он хотел бы поразмыслить над тем, о чем повествует поэт. И о своем мнении известить его на следующий день.