Случившееся повергло жителей города в шок. Люди негодовали. В кварталах расквартирования солдат-абиссинцев и в излюбленных ими винных погребках, располагавшихся в местах компактного проживания евреев в пригороде Сана’а’, раздавались, то и дело, призывы к отмщению, «скорому и справедливому». Сам Абра-ха буквально «пылал от гнева». Подпитывало гнев его и сообщение о смерти Ибн Хоза, брата Абрахи, погибшего во время усмирения одного из взбунтовавшихся йеменских племен, которое обитало в вади
(долине) Давасир. Крайне обидным и досадным было то, что пал Ибн Хоза не в открытом бою, а от стрелы предателя Орва, переметнувшегося на сторону бунтовщиков. Абраха, свидетельствуют арабские хронисты, будучи «оскорбленным осквернением собора и глубоко опечаленным гибелью брата», поклялся, прилюдно, стоя на ступенях христианского храма, что «уничтожит святилище идолопоклонников в Мекке», «разорит и разрушит Ка’абу», покарает курайшитов, «господ Мекки», и «предаст мечу злодеев-кинанитов» (46).И вскоре, «собрав войско великое», и «взяв с собой 12 слонов», пишет Закарийа’ ал-Казвини, двинулся Абраха на Мекку (570 г.). Слух о его выступлении быстро разнесся по всей Аравии. Солдаты, «распаленные жаждой отмщения» и речами своих командиров об «ожидавшей их в Мекке добыче богатой», рвались в поход. Шествие войска, когда оно покидало город, возглавлял Абраха, гордо восседая на белом слоне. «Чудище абиссинское», чтобы защитить его от стрел наприятеля, «укрывали пластины из чистого золота». Сам Абраха одет был в красивую тунику, богато расшитую жемчугом и йеменскими полудрагоценными камнями ‘акик.
На голове его красовался «высокий полотняный колпак, украшенный золотым шитьем». На спину и плечи Абрахи спадали пришитые к колпаку «массивные золотые цепи». Его мускулистые руки и короткую шею «украшали золотые изделия абиссинского образца». За Абрахой следовала группа музыкантов, а за ними – знатные горожане, сопровождавшие войско до выездных ворот. Шествие замыкали воины во главе с отважным и талантливым военачальником Каисом.Абраха «жаждал мести». Такие же точно настроения царили и в его армии. Двигалось войско Абрахи в направлении Мекки стремительно. И даже тогда, когда земли Йемена остались позади, и воины Абрахи со своими боевыми слонами вышли к рубежам пустыни, ни страшная аравийская жара, ни вязкие пески не сломали их боевой дух.
Курайшиты,
прослышав о «походе Абрахи на Мекку со слонами», тоже не сидели, сложа руки. Собравшись у Ка’абы, «противостоявшей в то время Кресту», как отмечает известный исследователь Аравии, американский миссионер С. Цвемер, они решили, что надобно бы Абраху остановить. Первыми на пути Абрахи в Мекку встали, к слову, северойеменские племена хамдан и часами во главе с их отважными шейхами Зу Наффаром и Ибн Хабибом. Мало того, что силы противников оказались неравными, так еще лошади и верблюды арабов, пугась слонов Абрахи, «ломали ряды»; и, как следствие, – сражение это аравийцы проиграли (47). Выдержать натиск воинов Абрахи, хорошо обученных и до зубов вооруженных, с мощным тараном в виде слонов, они, как ни старались, не смогли.Весть о поражении хамданитов
и часамитов, воинов отважных, потрясла курайшитов. ‘Абд ал-Мутталиб, дед будущего Пророка Мухаммада, хранитель ключей от Ка’абы, срочно созвал совет старейшин Мекки, у стен древней Ка’абы. Пригласил на него и шейхов племен, союзных мекканцам. После долгих и горячих обсуждений решено было «отрядить к Абрахе гонца» с предложением «выкупить мир и Ка’абу» за «одну треть богатств Хиджаза», что означало тогда – домашнего скота жителей этого края.Абраха на решении своем «повергнуть Ка’абу» стоял твердо, и предложение курайшитов
о выкупе не принял. Воины Абрахи придерживались того же мнения. Требовали отмщения за осквернение Святого Креста, и о никаком выкупе даже слышать не хотели.Побывал в стане абиссинцев и сам ‘Абд ал-Мутталиб. В сказаниях арабов Аравии он предстает мужчиной «заметным», «лицом и статью красивым», «человеком мудрым и обходительным». Представившись, кто он и зачем пожаловал, был допущен к Абрахе. Когда пересек порог шатра, вошел внутрь и поклонился, то Абраха, сойдя с трона и усевшись на разостланный у трона ковер, пригласил присесть на него и своего высокого гостя.