Возможность получения от советского правительства займа или товарного кредита на сумму в 1 млн. ф. стер., сроком на 10 лет, активно зондировалась Хиджазом в ходе подготовки официального визита в СССР эмира Файсала (проходил с 27 мая по 7 июня 1932 г.).
Так, пишет в своем фундаментальном исследовании российско-саудовских отношений В. В. Наумкин, 11 марта 1932 г. секретаря советского полпредства в Джидде, Степана Васильевича Матюшкина, посетили начальник тайной полиции Мухсин-бей и финансовый контролер Са’ид Хашим. Когда, в состоявшейся беседе, «Матюшкин сослался на сообщение английской прессы о якобы обещанном королевству займе в 500 тысяч фунтов стерлингов», то гости стали это «горячо опровергать». Утверждали, что король и правительство не готовы к тому, чтобы связывать себя займом, у которого – ярко выраженные «политические цели и характер». Ведь в ответ на предоставление займа англичане, по их словам, требовали вполне определенных уступок, идти на которые король не хотел.
Интересовались они во время встречи с С. Матюшкиным и возможностью получения военной помощи от Советского Союза. Мухсин-бей, рассказывает В. Наумкин, настойчиво пытался добиться от нашего диплома ответа на вопрос, как СССР, если потребуется, мог бы «помочь защитить Саудовское королевство».
Во время встречи с министром финансов (19.10.1931) Г. Залкинд высказывался в том плане, что для разворачивания и поддержания «длительных отношений» между хиджазским правительством и советскими «хозяйственными организациями» требуется соответствующая договорно-правовая база, на которой такие отношения и могли бы быть построены. Иными словами, недвусмысленно давал понять, что активизация торгово-коммерческих отношений между обеими странами зависит от того решения, которое примет по данному вопросу саудовская сторона. Что же касается Советского Союза, то всеми своми действиями, в том числе и «выгодной для гепра [геджасского правительства] сделкой» с поставкой нефтепродуктов, советское правительство наглядно продемонстрировало, что «намерено вести дружественную политику по отношению к гепра», а вот «линия поведения, взятая гепра, интересам Хиджаза не соответствует» (64).
Ответ министра сводился к тому, что после его доклада Ибн Са’уду, который ему предстоит сделать в ближайшие дни в Эр-Рияде, он ожидает, что король отдаст распоряжение эмиру Файсалу уведомить советское полпредство о готовности к переговорам о заключении дружественного политического и торгового соглашения. Такой ответ – с акцентом на возобнолении переговоров – ясно указывал на то, докладывал Г. Залкинд, что саудовцы намерены и будут использовать данный вопрос в ходе встреч и бесед эмира Файсала в Москве в целях получения товарного кредита.
Из беседы с турецким временным поверенным в делах, характеризовавшим финансовое положение Ибн Са’уда как крайне тяжелое, Г. Залкинд, узнал, что переговоры саудовцев с голландскими банками насчет предоставления кредита в 500 тыс. ф. ст. не увенчались успехом, ибо те выдвинули неприемлемое для Эр-Рияда условие. Состояло оно не только в установлении их контроля над расходованием кредитных средств, но и над деятельностью томожни. Иными словами, как и англичане, голландцы не преминули воспользоваться безденежьем Ибн Са’уда и попытаться отжать у него таможню (65).
Неважно обстояло дело у саудовцев, как сообщил Г. Залкинду турецкий дипломат, и с поставками оружия. По его сведениям, закупленная ими недавно – через какого-то поляка-посредника – партия ружей в количестве 10 тыс. единиц, притом, как выяснилось впоследствии, по завышенным ценам, «оказалась недоброкачественной». Практически сразу после начала их использования они выходили из строя – в ружьях заедало пружину. На основании этой и другой полученной информации советская дипмиссия не исключала, что во время визита в Москву эмир Файсал в ходе переговоров мог затронуть и вопрос о военных поставках.