Советская Россия (СССР) и Польша. Русские антисоветские формирования в Польше (1919–1925 гг.)

Регистрация ведется без предупреждения меня и моих ближайших помощников, которые стоят во главе интернированных частей, что привело к расколу в среде интернированных, усилило большевистскую агитацию. Прошу отдать распоряжение о прекращении таковой записи.

Б. Савинков.

В тот же день военному министру было отправлено обстоятельное послание за подписью Б. Савинкова, Д. Одинца и М. Росселевича, копию которого авторы переслали начальнику второго отдела штаба военного министерства полковнику Медзинскому. Одинец перечислил ряд явлений в польских лагерях, наличие которых члены РЭК считали несовместимыми со статусом бывших союзников польской армии. «Несмотря на многочисленные обещания облегчить режим нашим интернированным героям, которые бок о бок с братьями-поляками проливали свою кровь за общее благо; обещаний о конфинировании наших частей, закончились ничем; а режим не только не смягчен, но в некоторых лагерях стал еще суровее», – констатировали в первых строках своего послания лидеры РЭК. «Проволокой обведены не только лагеря извне, но и внутри поделены на клетки… что не позволяет интернированным переходить из одной части в другую»[557].

Как «особенно тяжелое» савинковцы охарактеризовали положение интернированных в лагерях Щепёрно и Остров-Ломжинский, где «коменданты держат их за каких-то разбойников, отбывающих наказание». В Острове-Ломжинском комендант лагеря не утвердил выдвинутого Одинцом нового начальника казачьей дивизии, после того как генерал Трусов подал в отставку. Польский комендант потребовал согласования новой кандидатуры с командованием военного округа. Кроме того, комендант подвергал цензуре не только письма и бумаги интернированных, но и распоряжения самого Б. Савинкова.

Члены РЭК признали в этом обращении, что польская администрация заботится о порядке, о содержании интернированных, столовых, мастерских и даже об обмундировании, но лишает людей самого главного – «необходимой свободы». Члены РЭК просили военное министерство увеличить число пропусков на выход из лагеря для офицеров и солдат[558]. Однако ожидаемых авторами последствий это обращение не получило.

В новых политических условиях польское военное командование было вынуждено учитывать меняющуюся на глазах ситуацию, тем более что в начале марта начались волнения в лагере Домбе, где были размещены военнопленные красноармейцы и интернированные по политическим делам (включая мятежных офицеров из форта Стефана Батория), а также подданные Польши.

10 марта 1921 г. интернированные из барака № 17 направили письмо послу сейма Пузаку. В тот же адрес, а также полковнику Медзинскому во второй отдел штаба военного министерства член Украинского комитета доктор Федак направил сообщение о волнениях в лагере Домбе. Причин к тому было много. Интернированные находились в своем подавляющем большинстве в изолированных бараках, не имели возможности выйти, поскольку бараки были окружены колючей сеткой. Военная охрана стреляла «при каждом случае» подозрения в нарушении внутреннего распорядка. Охране было разрешено стрелять в людей в каждом не предусмотренном внутренним распорядком случае.

Санитарные условия в лагере были плохими, люди не мылись по нескольку дней. Особенно невыносимой была обстановка в 17-м бараке, комендант которого, бывший жандарм капрал Солтыс, по заключению контингента, определенно имел «какое-то психическое расстройство». К интернированным он относился как к «стаду быдла», других выражений, кроме «подлая голота», не употреблял[559]. Капрал практиковал жестокие наказания, в том числе привязывание к столбу на морозе в течение часа.

«Репрессии растут с каждым днем, руководство лагеря все знает, – писали интернированные послу Пузаку, – но ничего не предпринимает»[560]. В лагере Домбе в это время был заключен редактор львовской газеты «Вперед» Ян Квасница. Он был арестован польскими властями и посажен в лагерь за публикации в своей газете о реальном положении в польских лагерях, прежде всего – в лагере военнопленных красноармейцев Тухола[561]. Журналист находился в полной изоляции, военнопленных и интернированных к нему не допускали.

В те же дни в лагере Стржалково после обыска, проведенного местной «экспозитурой», был обнаружен «Журнал военнопленных лагеря Стржалково» (издание местных коммунистов). Журнал был конфискован, так как в нем содержались статьи, «направленные против Б. Савинкова и интернированных», против Лиги Наций, а также «на злобу лагерного дня»[562].

10 марта бывший сотрудник РПК, капитан Алексей Кессель, выкрал у Б. Савинкова чемодан, в котором находились 200 тысяч польских марок, корреспонденция из второго отдела штаба военного министерства Польши, инструкции второго отдела, список агентов, направленных Информбюро РЭК в Советскую Россию[563]. Содержимое чемодана в качестве компрометирующего материала на Б. Савинкова было переправлено Врангелю.