В феврале 1922 г. из лагеря Тухола агент второго отдела штаба военного министерства и инспектор НСЗРиС, И. Т. Фомичев, сообщал руководителю союза Е. С. Шевченко и В. Савинкову в Прагу: «Материальное положение интернированных находится в очень печальном положении». Пособия интернированные не получали с июля 1921 г., лишь в октябре того же года, как подарок от генерала Врангеля, им было выдано 650 польских марок». Питание в лагере Фомичев оценивал «как более чем неудовлетворительное»: «Жидкий, без всяких жиров суп лишь один раз в сутки; выдают один фунт хлеба, немного сахару и мармеладу, последний выдается неаккуратно», кипятка для чая не давали[814]
.Не требуют особых комментариев следующие слова Фомичева: «Бараки из волнистого железа слишком холодны, а землянки сыры и душны, температура опускается до 5º ниже нуля… отпускаемых на 10 дней дров едва хватает дня на 4». Позже, в апрельском отчете, он более подробно описал все ужасы зимы 1922 г. в лагере Тухола: «Офицерские бараки (железные) промерзали зимой насквозь, покрывались изнутри инеем; солдатские землянки представляли из себя сырые закоптелые погреба, с потолка коих целые сутки капало». Продовольственный вопрос, «сравнительно сносно» стоявший до февраля 1922 г. «ввиду уменьшения пайка в польской армии», был уменьшен и для интернированных добровольцев[815]
. Освещения в помещениях не было. С января 1922 г. топлива для отопления бараков не отпускали[816].Многие из интернированных добровольцев в лагере Тухола, по наблюдениям Фомичева, занялись «спекуляцией обмундирования и белья», вследствие чего «интернированные совершенно раздеты». Мастерские в лагере могли дать заработок всего нескольким десяткам человек. Правовое положение интернированных было «в очень печальном состоянии», поскольку кроме польских властей в лагере имелось достаточно «власть имущих командиров, очень мало проявляющих заботы о нуждах интернированных». Особенно издевался над интернированными солдатами командир отдельного сводного батальона 1-й стрелковой дивизии 3РА подполковник Березовский, который у солдат и отчасти офицеров вызвал «глубокую ненависть» и получил прозвище Коммунист. Были случаи грубого обращения и со стороны польских солдат[817]
.В другом крупном лагере – Стржалково ситуация была не лучше. В январе 1922 г. из 6863 человек, сидевших в этом лагере, как сообщалось в президиум НСЗРиС, 50 % были «буквально раздеты», половина контингента интернированных не имела ни одеял, ни сенников и «валялась на голых нарах в неотапливаемых сырых бараках – землянках». К 1 февраля положение интернированных, как и в лагере Тухола, ухудшилось: «Настроение у всех подавленное, в связи с невозможными условиями жизни». Питание, «вследствие хищений на кухне», было минимальным, паек прогрессивно уменьшался… отопление бараков отсутствовало»[818]
.В феврале из Стржалковского лагеря сообщали в НСЗРиС, что «группа записавшихся ехать в Совдепию» составила 1600 человек. Такой размах репатриации из числа интернированных информатор объяснял просто: «Большевики устроили у себя вкусные обеды, поэтому каждый новичок, попавший к ним в первый отдел, делается сторонником коммунистического строя». «У коммунистов, – продолжал информатор, – организованы: театр (один спектакль в неделю), школа начального обучения и обучение языку эсперанто. Издается журнал “Новый путь”»[819]
.К 1 февраля 1922 г. число заключенных в лагере Стржалково несколько сократилось. Кроме 500 коммунистов, 400 репатриантов и 804 человек, остающихся в Польше, в лагере находилось 370 интернированных «балаховцев» (из них 20 офицеров), 4500 интернированных украинцев (из них 3 тысячи – солдаты)[820]
.В рабочих артелях на январь 1922 г. отдел труда РОКК зарегистрировал свыше 3 тысяч человек, из которых 50 % нуждались в обуви и одежде. Инспектор трудовых артелей РОКК генерал Новиков накануне 1922 г. провел осмотр 14 артелей общей численностью 600 человек, расположенных в районе Барановичи – Новоргудок – Брест-Литовский. «Людей, имеющих в порядке одежду и обувь, – писал он в отчете, – сравнительно мало». Поскольку осмотренные Новиковым артели состояли из чинов бывшей армии генерала Булак-Балаховича и отрядов полковника Духопельникова и есаула Яковлева, не входивших ранее в состав 3РА, то они не получили одежду и обувь, которые прислал осенью 1921 г. Врангель[821]
.Жуткая картина открылась генералу Новикову, когда тот приехал без предупреждения в артель калмыков. Оказалось, что большая часть людей работала, вообще не имея верхней одежды; «некоторые имели очень рваную обувь, некоторые не имели ее совсем». Основная масса калмыков-рабочих «имела ноги, обернутые тряпками и это при довольно большом снеге, насыщенном водой от шедшего третий день дождя». Чтобы согреться, большую часть рабочих часов разутые и полураздетые люди проводили у костров; это уменьшало их заработок настолько, что в некоторых случаях не давало возможности выработать норму, достаточную для оплаты продовольственного пайка[822]
.