Советская Россия (СССР) и Польша. Русские антисоветские формирования в Польше (1919–1925 гг.)

Положение русских беженцев в Польше обсуждался с 3 по 5 июля 1922 г. в Женеве, где состоялось межправительственное совещание государств – членов Лиги Наций о «сертификатах»[930] (документ, удостоверяющий личность) для русских беженцев. Председатель совещания доктор Ван Хаммель, директор юридической секции секретариата Лиги Наций, выразил «глубокое сожаление» по поводу отсутствия польского представителя в Лиге Наций Т. Филипповича, «не успевшего прибыть» к началу работы совещания. Филиппович появился на совещании в последний день (5 июля); из информации, которую предоставила польская делегация, стало ясно, что введение «сертификатов» (паспортов) Лиги Наций для внутреннего использования в Польше не предполагается. Более того, Филиппович предложил разгрузить Польшу от огромного наплыва беженцев из России, с которыми она уже не может справляться, путем перераспределения их в другие государства[931].

Сложности репатриации из Польши в Россию военнопленных и беженцев (в их числе – интернированных антисоветских формирований) стал предметом обсуждения на третьей сессии Лиги Наций[932]. Верховный комиссар по делам русских беженцев Ф. Нансен констатировал возникшее движение русских беженцев на родину, в том числе из Польши (прежде всего, казаков). Нансен принял решение вступить в переговоры с представителем советского правительства для выяснения условий их репатриации.

По мнению Нансена, условия репатриации должны были сводиться к следующим требованиям: не возвращать беженцев против их воли, репатриацию проводить после амнистии со стороны советской власти; отбор желающих вернуться в Россию производить при участии советских представителей, под наблюдением сотрудников представительства Нансена[933]. Эти предложения были приняты советской стороной – между Нансеном и Чичериным (в лице их представителей) в июле 1922 г. в Берлине был заключен договор об условиях репатриации.

Несколько позже были согласованы дополнительные условия к этому договору. Нансен принял на себя обязательство по организации репатриации и по всем расходам, связанными с ней. При этом рядовые участники Гражданской войны (уроженцы Дона, Кубани и Терека) получали полную амнистию. Репатрианты и реэмигранты, перейдя границу Советской России, поступали в ведение представителя НКИД и уполномоченного Нансена. Визу на выезд в Россию выдавал представитель РОКК, он же составлял списки репатриантов. Нансен обязался принять «строжайшие меры к недопущению агентов-провокаторов, подосланных Врангелем»[934].

В Болгарию и Константинополь отправились реэвакуационные комиссии от Лиги Наций, в составе которых находились представители советского правительства с мандатами Красного Креста; пунктом приема репатриантов был назначен Новороссийск. Предварительную проверку (фильтрацию) предполагали организовать в Болгарии силами «закордонной агентуры», причем каждый эшелон (пароход) должен был сопровождаться специальным секретным уполномоченным этой агентуры. Работу по предварительной проверке и фильтрации в среде репатриантов по прибытии их на родину координировал ИНО ГПУ. Они должны были поступать под надзор местных отделов ГПУ с обязательной перерегистрацией в них каждые две недели[935].

Если из других государств русского рассеяния репатриация была налажена и проводилась под контролем аппарата Нансена и РОКК, то в Польше представитель Нансена Глоор не смог развернуть аналогичную работу. Фигура норвежского полярника, тесно сотрудничавшего с советскими структурами не только по вопросу репатриации беженцев, но и по вопросу борьбы с голодом в России, популярностью в Польше не пользовалась.

Необходимо отметить, что репатриация огромного количества беженцев с польской территории (включая поляков) из Советской России проходила в целом нормально и без тех проблем, которые сопровождали репатриацию россиян из Польши[936]. С января 1922 г. польские дипломатическая миссия и репатриационная комиссия в Москве по согласованию с правительством Франции стали «предпринимать все шаги» для репатриации во Францию из России желающих французских граждан «наравне с возвращаемыми на родину польскими гражданами»[937].