Советская Россия (СССР) и Польша. Русские антисоветские формирования в Польше (1919–1925 гг.)

31 января 1923 г. член Коллегии НКИД Я. С. Ганецкий направил поверенному в делах Польши в РСФСР Р. Кноллю ноту в связи с окончанием работ смешанной комиссии по репатриации. В ноте имела место констатация факта об окончании репатриации беженцев, продолжавшейся в 1921–1922 гг. Официальным поводом к такому решению стало то, что репатриация проводилась на основе взаимности, а с начала осени 1922 г. необходимость эшелонных отправок беженцев из России в Польшу отпадала, поскольку «эшелоны отправлялись наполовину недогруженными».

Российское правительство прекращало эшелонную отправку репатриантов из России в Польшу с 15 февраля 1923 г. и просило польское посольство в Москве принять аналогичные меры по отозванию польской делегации смешанной комиссии по репатриации и ее местных «экспозитур». В дальнейшем вопросы о репатриации предлагалось разрешать «в обычном дипломатическом порядке». Российское правительство выразило уверенность, что с ликвидацией органа, «выполняющего функции временного характера, каким является репатриационная комиссия, будет устранена одна из причин возникновения нежелательных инцидентов, нарушающих нормальные дипломатические отношения между Россией и Польшей»[961].

Поверенный в делах Польской республики в Москве в ответе на эту ноту заявил, что «стремление к скорейшему окончанию выполнения задач смешанной репатриационной комиссии вполне разделяется Польским правительством». Однако Р. Кнолль выразил надежду на то, что «русское правительство не захочет неожиданно и односторонне отзывать свои делегации из смешанных комиссий, что имело бы характер скорее срыва работ, нежели планового окончания их деятельности»[962].

Что стало причиной такого, на первый взгляд, поспешного решения советской стороны, становится ясным из некоторых документов, обнаруженных нами в фонде Архива внешней политики РФ. В частности, НКИД сообщал заместителю наркома иностранных дел УССР Яковлеву, что многочисленные «экспозитуры» польской репатриационной делегации, разбросанные по России, Украине, Сибири и Белоруссии, «в сущности, являются лишь очагом шпионской деятельности».

Подтверждение этому было обнаружено органами ГПУ в материалах, найденных в результате обыска, произведенного ГПУ Белоруссии в рабочем помещении уполномоченного польской делегации в Минске Мертца. Было выявлено, что уполномоченный польской делегации был причастен не только к шпионской работе, но и к нелегальной переправке людей через границу. В НКИД не сомневались, что «аналогичной работой» занимаются и прочие польские «экспозитуры»[963]. Польские представительства, кроме Москвы и Киева, находились в Харькове, Одессе, Ленинграде, Чите и Ново-Николаевске.

Кроме того, к 15 февраля 1923 г., после того как обмен военнопленными закончился, в РУД сложилось впечатление, что военнопленных в Польше нет, за исключением «одиночек, которые могут и не поехать», как сообщал Е. Н. Игнатов в Москву[964]. Жизнь показала поспешность решения о ликвидации РУД. Во-первых, польская делегация упорно отказывалась работать с консульской частью советского представительства и требовала возобновления работы РУД. Во-вторых, число репатриантов из Польши, как военнопленных красноармейцев, так и из числа рядового состава бывших антисоветских формирований, исчислялось далеко не «одиночками».

В связи с ликвидацией Центрэвака, на основании постановления ВЦИК и Совнаркома от 3 января 1923 г., организация приема и водворения на место жительства репатриантов возлагалась на НКВД с 1 января того же года[965]. Приемные пункты на границах и контрольно-пропускные пункты передавались в ведение ГПУ. Спустя некоторое время после передачи дел обнаружились проблемы, связанные с необходимостью обеспечить прием в России значительно большего количества репатриантов, чем давали предварительные подсчеты Центрэвака: начиная с февраля 1923 г. общая численность репатриантов и реэмигрантов значительно увеличилась.

Ликвидация Центрэвака была признана преждевременной, поэтому ГПУ уже в феврале 1923 г. сделало заключение о необходимости продлить работу по репатриации и приему из-за границы «на неопределенное время», так как пропускные пункты в СССР не справлялись с продолжающимся наплывом репатриантов[966].

2 февраля председатель РУД направил в полномочные представительства РСФСР и УССР соображения по дальнейшему проведению репатриации, обратив внимание на сезонный наплыв желающих вернуться на родину весной и осенью. Важнейший принцип отправки, ранее согласованный с польской делегацией, сохранялся: «интернированные отправляются на основании военнопленных», что обеспечивало им бесплатный проезд, предоставление им в Варшаве помещения и пищи до момента отъезда на родину. Аболтин предложил также выдать всем интернированным и военнопленным пособие на изготовление фотокарточек, отдельное пособие больным, а также путевое довольствие[967].