Аналогичная ситуация складывается с представлениями о содержании события: ни один студент не соотнес коллективизацию с семейной историей; 41,6 % ответов презентовали образ, выражаемый через ключевые слова «объединение крестьянских хозяйств», «колхозы» и «раскулачивание»; 37,2 % респондентов не дали ответа или указали в качестве мероприятий варианты «нэп», «вся земля крестьянам» и проч.; 21,2 % студентов дали абстрагированную характеристику события через понятия «реформа», «модернизация», «индустриализация», «конфискация имущества», «подъем промышленности», «пятилетки», «развитие индустрии» и проч. В последнем случае коллективизация теряется как самостоятельное событие и включена в контекст более глобальных исторических процессов, что созвучно советской традиции презентации коллективизации как составной части плана строительства социализма.
Интересна оценка значения коллективизации: 22,6 % респондентов в целом положительно охарактеризовали последствия коллективизации, указывая, что она способствовала подъему экономики, развитию промышленности и сельского хозяйства; 19,7 % дали отрицательную оценку, отмечая в качестве последствий разрушение хозяйства, уничтожение крестьянства, голод, репрессии, кризис сельскохозяйственного производства; 10,2 % указали на положительные и отрицательные последствия; 47,5 % не отметили ничего или написали «не знаю».
В целом можно говорить о конфликтности образа события, когда в исторической памяти молодого поколения сталкиваются противоположные оценки и суждения. Эта конфликтность имеет тенденцию к сглаживанию: в ответах респондентов преобладают рационально окрашенные позитивные оценки, оправдывающие политику коллективизации как необходимого условия экономического развития страны, т. е. у респондентов возникает соблазн включить ее в контекст модернизации («миф преображения»), смягчив и оправдав негативные моменты.
С точки зрения мифологического прочтения коллективизация пережила любопытную трансформацию из героического советского мифа в эсхатологический[290]
и этиологический («миф преображения»). Такая перекодировка вызвана несколькими причинами.Среди источников информации о событиях коллективизации респонденты указывают прежде всего на школьные уроки истории – 79,9 %. Кроме того, 23,0 % отметили, что их представления основаны также на рассказах родственников – очевидцев событий; 18,2 % знакомились с документами – воспоминаниями, фотографиями и т. д., в том числе размещенными в Интернете; 8,4 % посещали музеи, выставки, мероприятия, посвященные данной теме; 5,1 % писали рефераты на тему коллективизации; 2,6 % читали книги и смотрели фильмы; 8,8 % ответили, что тема им неинтересна или не отметили ничего.
Отдельные вопросы в анкете были посвящены уточнению гипотезы о влиянии кино и художественной литературы на образ события. 20,8 % респондентов положительно ответили на вопрос «Видели ли Вы художественные или документальные фильмы по истории коллективизации?», но большинство из них (75,4 %) затруднились назвать эти фильмы. Остальные опрошенные чаще других вспоминали фильм «Вечный зов» (реж. В. Краснопольский, В. Усков, 1973–1983), экранизацию романа М. Шолохова «Поднятая целина» (реж. А. Иванов, 1959–1961); также был упомянут фильм 1930-х гг. «Вражьи тропы» (реж. О. Преображенская, И. Правов, 1935). Кроме того, в анкетах встречаются фильмы-премьеры 2015 г. «А зори здесь тихие» и «Тихий Дон», по неизвестным причинам попавшие в ассоциативный ряд с коллективизацией.
Аналогичная ситуация складывается с чтением художественной литературы: 21,5 % респондентов ответили, что читали книги на тему коллективизации, но 66,1 % из них затруднились указать имя автора и название книги. Среди упомянутых литературных текстов лидирует роман М. Шолохова; указаны также рассказы А. Солженицына «Матренин двор» и В. Тендрякова «Пара гнедых», роман А. Платонова «Котлован», повесть А. Гайдара «Дальние страны».