Советские фильмы о деревне. Опыт исторической интерпретации художественного образа

1) 1920–1950-е гг. – время, когда сюжетная канва ретроспективных картин была ориентирована преимущественно на досоветское прошлое. В основном воспроизводились события, связанные с классовой борьбой крестьян; обосновывалась историческая вина помещиков-крепостников, оправдывалась политика уничтожения эксплуататорских классов. Основная задача кино того времени – пропаганда советских ценностей, достижений социализма, которые выглядели более контрастно на фоне противопоставления прошлому. Поэтому все художественные средства были направлены на формирование образа темной, нищей, задавленной гнетом эксплуататоров деревни. Этот образ имеет глубокие исторические корни, уходящие в культурный раскол российского общества, порожденный реформами Петра I и позднее усиленный либеральным западничеством и марксизмом. В контексте последнего деревня воспринималась как оплот отсталости и невежества. Такой шаблон отношения к деревне на долгие годы утвердился как в массовом сознании, так и в исторической науке;

2) в 1960–1980-е гг. объектом кинематографической ретроспекции все чаще становятся события советской истории: революция, нэп, Гражданская война, коллективизация, Великая Отечественная война и послевоенное восстановление. Досоветская история деревни все более мифологизируется. В это время снимаются исторические эпопеи, задачей которых было показать путь российской деревни от темной и забитой к современной социалистической. В качестве основы для формирования образов прошлого используются сложившиеся в обществе устойчивые стереотипы, в том числе благодаря кино. Присутствует стремление показать сельскую историю через призму борьбы «света и тени», коллективного и индивидуального. На закате советского строя история событий постепенно уступает место человеку в истории, что находит отражение в тональности кинорассказа, приводит к ревизии сложившихся ранее экранных стереотипов.

Бесправный мир дореволюционный деревни активно присутствовал в фильмах 1920-х гг. Всего в 1920–1928 гг. на сельскую тему было снято 14 ретроспективных фильмов (см. табл. 3). Наиболее частыми были сюжеты о борьбе крепостных против помещиков («Сурамская крепость», реж. И. Перестиани, 1922; «Помещик», реж. В. Гардин, 1923; «Крылья холопа», реж. Ю. Тарич, Л. Леонидов, 1926; «В погоне за счастьем», реж. М. Терещенко, 1927; «Земля в плену», реж. Ф. Оцеп, 1927; «Золотой клюв», реж. Е. Червяков, 1929; «Каприз Екатерины Второй», реж. П. Чардынин, 1927; «Кастусь», реж. Калиновский, В. Гардин, 1927). В них получили отражение образы народной стихии, исторически оправданного и неизбежного бунта, противопоставление эксплуататоров и эксплуатируемых. Эти оппозиции с оправданием «русского бунта» определяли семиотику исторического кино вплоть до 1980-х гг.; в целом они восходят к эстетике фольклорного лубка с его типичными сюжетами, в том числе относящимися к разбойничьему циклу.

Наибольшее количество фильмов этого периода приходится на 1927 г. – время принятия программы строительства социализма. Идеи закономерности классовой борьбы были чрезвычайно востребованы властью и должны были подготовить массовое сознание к мысли о неизбежности и прогрессивности перемен, необходимости подавления враждебных классовых элементов. Ретроспективные фильмы вполне успешно справлялись с этой задачей и дополнялись кинопроизведениями, где уже на современном материале обыгрывались сюжеты о борьбе с кулаками, их вредительской деятельности.

Характерной чертой ретроспективного кино 1920-х гг. было использование литературной сценарной основы, что повышало уровень доверия к происходящему на экране. Например, были экранизированы поэма Н. Огарева о сластолюбивом барине и трудной доле его крепостных («Помещик», реж. Вл. Гардин, 1923), повесть Н. Лескова «Старые годы в селе Плодомасове» («Победа женщины», реж. Ю. Желябужский, 1927) и др.

В итоге в кинематографе 1920-х гг. была создана картина исторического прошлого деревни, где преобладают образы нищеты и бесправия, борьбы с угнетателями и поиска лучшей доли. Они усиливаются жестким делением героев на положительных (крестьяне) и отрицательных (помещики). Этически однозначные бинарные конструкции были направлены на формирование новых моделей поведения, оправдывали борьбу со злом (классовую борьбу), составляли основу исторического мифа и способствовали вытеснению и замещению старых образов прошлого новыми. Поскольку основными зрителями в это время были горожане, индивидуальный опыт которых формировался во время войны и в годы послевоенной разрухи, этот киноязык достаточно легко воспринимался и усваивался аудиторией. Характерно, что сами крестьяне оценивали жизнь в дореволюционной деревне более позитивно, считая ее вполне благополучной и даже счастливой[208]. Человеческая память тяготеет к идеализации прошлого. Но пропаганда сделала свое дело: в итоге образы сельского прошлого в массовом сознании 1920-х гг. приобрели трагическое звучание, воспринимаясь в контексте классовой борьбы.