Советские олимпийцы

Но, прежде чем перейти к описанию его побед, необходимо, вероятно, ответить на вопрос: а как же Шатков? Решающая схватка между ними ожидалась с таким нетерпением… А Феофанов, давний конкурент? К великому разочарованию любителей бокса, захватывающих поединков и решающих схваток не получилось: возмужавший, ставший уже «настоящим» Попенченко легко отодвинул своих соперников в сторону. Шатков, правда, к тому времени занятый учебой в аспирантуре, несколько охладел к боксу и утратил былую мощь, а Феофанову не по силам стало оппонировать в этом жестоком споре…

Первым испытал на себе сокрушительную силу ударов Попенченко итальянец Мурру. Итальянцы на Олимпиаде в Риме добились немалых успехов, и это внушило им огромную уверенность в себе. Все они отличались повышенной агрессивностью и в пекло лезли с первых секунд. Мурру не был исключением — он сразу бросился на Валерия. Сделав два-три маневра, тот ловко и незаметно перехватил инициативу. Шла середина первого раунда. Резкий отклон корпусом, итальянец как завороженный повторяет это движение, Только в симметрично противоположном направлении: дергается вперед. Попенченко почти незаметно отступает, прямой справа, хук слева. Судья бросается к боксерам, Мурру продолжает валиться вперед, все заметнее оседая, и в это мгновение Валерий успевает «дослать» еще один прямой правой…

Секундант Мурру что-то кричит судье. Тот не слушает — да и не имеет права! — сечет кулаком воздух:

— Раз!.. Два!..

Секундант что-то ищет под канатами.

— Семь!.. Восемь!..

Итальянец на ногах, но его шатает. Судья, прервав счет, приближается к нему, пристально вглядываясь в лицо, и в этот момент над рингом, размахивая крыльями, повисает и медленно садится трехметровая белая птица… Проходит еще некоторое время при гробовой тишине — и зал разражается хохотом. Оказывается, не найдя полотенца, секундант выбросил халат Мурру в знак отказа своего подопечного от боя, а халат возьми да вздуйся парашютом. Мурру с плачем бежит в свой угол — впрочем, ноги его заплетаются, несмотря на усилия держаться прямо. Похоже, он умоляет секунданта позволить ему продолжать бой, однако судья уже принял свое решение.

Через день Валерий встречался с югославом Яковлевичем, в боевом списке которого значилось почти 400 поединков. Свой бой с этим опытнейшим мастером Валерий построил совсем не так, как с итальянцем. Подавить, оглушить противника в первых сближениях было бы очень рискованно — можно нарваться на крупные неприятности. Но держать его в постоянной тревоге, заставить почувствовать висящую над ним неотступную опасность было необходимо — стареющему ветерану с каждым раундом все труднее должно было справляться с непрерывной сменой ситуаций. Попенченко малозаметными движениями менял направления беспрестанных атак, в любой момент он готов был отправить противника в нокдаун. Предчувствие того, что это может произойти, что это должно произойти, что это непременно произойдет, охватило зал и самого Яковлевича. Ему уже было не до очков, как говорится, не до жиру, быть бы живу.

В перерыве Кусикьянц посоветовал Валерию не злоупотреблять отклонами назад. Дело в том, что Яковлевич тоже пользовался отклонами, размашистыми и крупными по амплитуде и некрасивыми, следует добавить. Когда отклоны у обоих совпадали, дистанция боя разрывалась, и происходило это довольно часто. Валерий тут же ее восстанавливал, но зачем тратить дополнительные усилия и время? Увеличение дистанции выгодно югославу. Это, между прочим, очень тонкий совет, который мог дать вдумчивый тренер, притом тренер-практик.

Бой сразу же обострился. Преимущество Валерия нарастало. Яковлевич промахивался и запутывался, как новичок. Впечатление было такое, что опыта больше у Попенченко, а не у него. И все же Валерий не форсировал событий, атаковал жестко, но без излишней горячности. К нему пришла боксерская мудрость! Когда судья поднял его руку, югослав сказал: «Я не мог в тебя попасть!» Кажется, это лучший комплимент, который можно получить после плотного темпового боя.

Впереди финал…

По утрам в номер к Валерию поднимался Эдуард Балашов, старый друг. Неожиданно для приятелей у него открылся поэтический дар. Жил он теперь в Москве и мог навещать Валерия ежедневно. Валерий в этом нуждался и не скрывал этого. Садились за шахматную доску. Потом Эдуард спускался в вестибюль, чтобы забрать у администратора письма, приходившие на имя Валерия. Их всегда было много — от знакомых и незнакомых. Часто писал Игорь Демух, он служил офицером далеко от Москвы. Он рассказывал о себе, вспоминал годы учения в Ташкенте и Ленинграде… Потом Эдуард и Валерий шли гулять. Было самое начало июня. Цвели каштаны. Неподалеку от гостиницы Новодевичий монастырь. Свернув за ограду, шли к кладбищу. Оба заметили, что вид могил, надгробных плит, крестов, памятников, рябинок, растущих над холмиками, успокаивает Валерия. Здесь было так тихо. Здесь ничто не напоминало о ревущих трибунах, о страстях, о славе…

Кусикьянц, узнав об их прогулках, одобрил: «Раз отвлекает, очень хорошо. Надо отвлекаться, понимаешь?»