Скрипнула дверь, и в кабинет вошли двое: начальник штаба Северо-Западного фронта генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин и начальник автобронетанковых войск фронта полковник П. П. Полубояров. С обоими Ротмистров был знаком ранее. Ватутин, невысокий круглолицый крепыш, в котором еще трудно было увидеть будущего выдающегося полководца, доложил по карте обстановку: малочисленные и крайне ослабленные войска правого крыла Западного фронта отходят к рубежу Осташков— Ржев. В обороне наших войск образовался разрыв шириной до 80 километров. По последним сведениям, противник ввел в этот разрыв 3-ю танковую группу, усиленную 27-м армейским корпусом. Противник — это теперь совершенно очевидно — стремится прорваться к Калинину, а затем нанести удар в глубокий тыл Северо-Западного фронта, вероятно, на Ярославль, Рыбинск.
— Или на Москву вдоль Октябрьской железной дороги, что еще хуже, — невесело добавил командующий фронтом. Он с минуту помолчал, задумавшись над картой, а потом, обращаясь к Ротмистрову, сказал: — По приказу Ставки нами создана оперативная группа для выдвижения в район Калинина. В нее включена и ваша 8-я танковая бригада. Командовать группой поручено Николаю Федоровичу.
Ватутин тут же, не отходя от карты, поставил Ротмистрову задачу. Он сообщил, что пехота и конница группы — две стрелковые и две кавалерийские дивизии — в ближайшее время сосредоточиваются в городе Вышнем Волочке.
— Восьмая танковая бригада с подчиненным вам сорок шестым мотоциклетным полком составит передовой отряд группы, — лаконично заключил он. — Вам надлежит не позднее утра пятнадцатого октября двинуться из района Валдая по шоссе к Калинину с задачей не допустить прорыва танков противника к Торжку или Калинину.
С тяжелым чувством возвращался Ротмистров из штаба фронта в деревню Яжельбицы, где размещалась бригада. Враг на подступах к Москве. На карте боевых действий — родная деревня Сковорово, райцентр Селижарово, где учился в школе. Родные тверские места… Это, вероятно, про них пронзительные строки Тютчева: «Эти бедные селенья, эта скудная природа, край родной долготерпенья…». Вот уж поистине: «Не поймет и не оценит, гордый взгляд иноплеменный…» Да, не порадуют тверские места чужой взгляд ни красотами природы, ни обилием нивы. Чахлый кустарник, тощие луга, болота… Но сыновнему сердцу они дороги. Здесь прошло детство. Небогато, казалось бы, отрадными впечатлениями крестьянское детство, а согревает душу память о нем… С горечью думалось: «Неужели здесь будут фашисты?» И щемило сердце.
Это из письма Пушкина к Соболевскому. Да, Яжельбицы, первая после Валдая станция на тракте из Москвы в Петербург, славилась когда-то форелью. А Торжок — жареными котлетами у Пожарского… Немецкие полчища на Валдае, у истоков Волги, — это казалось тяжелым кошмарным сном.
…Точно в назначенное время 8-я танковая бригада, имея на ходу 49 танков, из них 7 КВ и 10 Т-34, выступила из Валдая по Ленинградскому шоссе в сторону Калинина. В полночь, не снижая скорости, прошли Вышний Волочок. Здесь Ротмистров узнал, что немцы вышли на ближайшие подступы к Калинину. Реальным становилось предположение о прорыве противника к Торжку. Приказал командиру танкового полка быть в готовности к встречному бою. К счастью, в Торжке немцев не оказалось.
На рассвете 15 октября бригада сосредоточилась главными силами в селе Старом Калинине, пройдя за сутки свыше 200 километров.
До Калинина — рукой подать. Командир 46-го мотоциклетного полка майор Федорченко донес, что он находится у Горбатого моста, где столкнулся с разведывательными подразделениями.
Ротмистров решил не теряя времени ворваться в город. Но машина противника уже заработала по привычной схеме. В небе — рокот моторов самолетов. Через три-четыре минуты «юнкерсы» с ревом начали пикировать и сбрасывать бомбы в расположение танкового полка. Едва отбомбились — Егоров доложил: к позициям мотострелкового батальона выдвигаются 15 немецких танков.