Советские полководцы и военачальники

В почетный караул заступили в субботу, накануне похорон. Через запасный выход их провели в Колонный зал. Место Кузнецова — справа от постамента, у ног Ленина. Увидел лицо Владимира Ильича, такое знакомое по газетным снимкам!

Когда их сменили — был уже поздний вечер, прошли последние ряды прощавшихся. Морякам приказано было подняться на хоры. Им доверена была охрана Колонного зала. Сверху Николай видел родных и близких Владимира Ильича, руководителей партии и правительства, склонивших головы у гроба вождя.

Потом начались приготовления к похоронам. Людей в зале осталось немного. За стенами плыла морозная, глухая ночь. Последняя ночь… Моряки стояли на хорах молча, не ощущая усталости от волнения и напряжения. Взоры всех устремлены были в одно место — к красному постаменту.

Нельзя сказать, что Николай раньше не задумывался над своим прошлым. Бывало, конечно, и вспоминал, и размышлял, но как-то вскользь, от случая к случаю. Свершилась революция, отгремела гражданская война, а он вроде бы ничего не успел сделать, ничем не отличился. В анкетах «нет», «не был», «не участвовал». Даже обидно. Одно оправдание — молодость. Но ведь были и такие ровесники, которые успели показать себя в боях, в подпольной работе. Единицы, но все же были. Ну а сам-то ты всегда ли стремился находиться среди первых? В ту незабываемую ночь, у гроба Владимира Ильича, он мысленно придирчиво проследил весь свой жизненный путь, приведший его в самое тяжкое для страны время сюда, в Колонный зал.

Он был почти ровесником своего века, появился на белый свет 24 июля 1902 года в деревне Медведки, что в двадцати верстах от Котласа. Деревушка небольшая, но с давней историей, с патриархальными традициями. Крепкие, бревенчатые дома стояли на высоких подклетях среди густых бескрайних лесов. То, что имели здешние крестьяне, было добыто неустанным трудом. На пашне, на лесосеке, в домашнем хозяйстве работали все, начиная от малых детей и кончая стариками. Труд давал и достаток семье, и уважение соседей. Это развивало у каждого человека ответственность за свое дело, за свое слово. Земляки-северяне были молчаливы, скупы на улыбку, зато отличались добросовестностью, упорством, стремлением к познанию нового. Ведь именно из этих мест уходили когда-то на далекий восток отважные первооткрыватели сибирских рек, северных морей, Камчатки, Аляски, создатели первых поселений на западном берегу Североамериканского континента.

Самостоятельность — вот что было свойственно северным крестьянам, не знавшим гнета помещиков, числившимся за государственной казной. Плати налог царю-батюшке, а в остальном твоя воля-забота: хоть хоромы наживай, хоть с голоду подыхай.

Единственная улица деревни Медведки вытянулась вдоль холмистого берега над речкой Ухтомкой. Летом она почти пересыхала и лишь в половодье бурлила и кипела, выходила из берегов, стремясь поскорее слиться с недалекой Северной Двиной. Не все ребятишки в деревне и плавать-то умели, зато кого ни спроси, собирались служить на море. И вот что интересно: попасть в солдаты было большой бедой. С малых лет помнил Коля, как тосковали за околицей девичьи голоса:

Снеги белы упадут,
Пароходы не пойдут.
Мово милого забреют —
Во солдаты повезут…

А служба на флоте, хоть и была она потруднее сухопутной, хоть и уносила парней надолго в неведомую морскую даль, никого не отпугивала и считалась почетной. Наверное, потому, что испокон веков, с петровских времен, из этих краев брали крестьянских сынов в матросскую службу, моряками были и деды, и прадеды. Почти в каждой избе хранились потемневшие кресты и медали, полученные в морских сражениях, висели на стенах лубочные картинки с кораблями, окутанными пушечным дымом. А в некоторых избах красовались усатые моряки в форме, с надписями на бескозырках. В такие дома ходили всей деревней, рассматривали лихого земляка. Ребятишки сгорали от зависти.

Вырастешь — пойдешь в моряки: это словно бы само собой разумелось. Ничего другого не желал для себя и Коля. И именно это стремление, возникшее с малых лет, как раз и помогло ему потом найти свою стезю в житейском круговороте.

Три класса церковноприходской школы закончил хорошо. Очень любил читать. Только времени для книг не оставалось. В 1915 году семья осталась без кормильца — умер отец. Хорошо хоть проявил заботу старший брат отца, имевший в Архангельске свой дом и служивший во торговой части. Приехал за Николаем: строгий, пожилой, в городской одежде. Сказал, что забирает мальчика к себе: Николай будет помогать по хозяйству и учиться, а там, дает бог, и работа подвернется приличная.

От Котласа до Архангельска плыли на колесном буксире «Федор». Пароходишко был далеко не новый, грязный, лениво шлепал плицами по воде, но Николаю, впервые оказавшемуся на настоящем судне, ел казался чуть ли не чудом техники. Дядя-то ехал в каюте, а Николай разместился на широкой корме, среди пеньковых тросов. Прохладно здесь, зато все видно: и река, и берега с двух сторон.