Советские полководцы и военачальники

Главная ударная группировка фронта в составе пяти общевойсковых и двух танковых армий перешла в наступление. Удар оказался неожиданным для противника. Полная внезапность обеспечила намеченный прорыв. В первый же день оборона врага была прорвана на протяжении 30–35 километров.

В те дни газета «Правда» писала: «Какого высочайшего накала должен быть наступательный порыв, чтобы ежедневно, в любую погоду, и днем и ночью, без отдыха идти с боями по грязи, преследовать врага, когда он бежит, ломать его оборону, когда он сопротивляется, и гнать его. Гнать прочь с нашей земли до Буга, за Буг, за Днестр, до конца. Для такого наступательного порыва одного вдохновения и энтузиазма мало. Надо волю иметь большевистскую. Надо силу иметь богатырскую!».

Действительно, советские войска, в том числе и 2-й Украинский фронт, неудержимо двигались на запад. Сам командующий фронтом был неутомим. Каким-то шестым чувством он всегда определял, где происходят ре-тающие события, немедленно появлялся там и своим умением, настойчивостью, волей вел войска к победе. Он не считался с опасностью, когда этого требовала обстановка, и не раз попадал в критические ситуации. Во время Уманско-Ботошанской операции произошел случай, который показывает характер Конева, его стремление всегда все знать самому, не считаясь с опасностью. Когда войска форсировали Южный Буг, Конев выехал к реке посмотреть, как наведены переправы. По дороге он и его спутники попали под удар вражеской авиации. Вот как описывает Конев это происшествие: «Выехали с КП фронта, находившемся тогда в населенном пункте Поташ. Двигались по грязи медленно, на первой скорости, не более 3–4 км в час. Когда мы подъезжали к переправе, наступила ночь. Темнота и непролазная грязь заставили пренебречь светомаскировкой и включить фары. В трех километрах от переправы мы подверглись налету вражеской авиации. Моя группа состояла из четырех машин. Впереди меня шел «виллис» с адъютантом, далее моя машина. Я сидел на первом сиденье, рядом с водителем. В кузове — постель и подушка. За мной шла машина «додж» с охраной, а далее — бронетранспортер. Все машины, преодолевая грязь и глубокие колеи, проделанные танкистами, шлп на первой скорости. Рев наших моторов заглушал все, и мы не слышали шума самолетов. Неожиданно вокруг наших машин на площади примерно 50 на 100 м все озарилось пламенем, раздались взрывы бомб и свист осколков. Я приказал шоферу выключить свет фар, но впереди идущий «виллис» остановился и загородил дорогу. Моя машина наехала на него, от толчка опять включился свет, и шофер не мог его погасить. Проходит минута, две. Мы слышим второй заход самолета, и новая серия бомб рассыпалась возле наших машин. Наконец свет фар погас. Все четыре машины остановились. Самолетов в ночном небе уже не было слышно. Осмотрев машины, мы увидели, что у моей «эмки» пробиты мелкими осколками оба ветровых стекла. На крыше несколько пробоин, одна значительных размеров. «На память» в кузове машины оказался большой осколок бомбы (около 500 г), который ударился о подушку и одеяло и застрял».

Стремление маршала Конева находиться в нужный момент на месте, где решалась судьба той или иной операции, вызывалось чувством ответственности за порученное дело. Безрассудно храбрых командиров, которые ехали на передний крап и оставались там надолго, теряя управление своими соединениями, он сурово предупреждал. Член Военного совета 1-го Украинского фронта, которым Конев командовал в 1944–1945 годах, генерал-полковник К. В. Крайнюков вспоминает в своей книге: «Иван Степанович, будучи по натуре вспыльчивым человеком, порой круто обходился с провинившимися; мог накричать, допустить резкость, по поводу которой сам же потом очень сожалел. Но я не помню случая, чтобы он, поддавшись минутному настроению, смещал бы офицеров с должностей или же ходатайствовал об их замене. Если командующий убеждался, что провинившийся не потерянный человек и может исправиться, то он горой стоял за подчиненного. А вот безвольных, трусливых людей он терпеть не мог…».

Так и в Уманско-Ботошанской операции, о которой идет речь, он жестко указывал командармам на их ошибки, укорял их за любое снижение темпов наступления. В телеграмме от 15 марта, направленной Коневым командующим 5-й и 7-й гвардейскими армиями, указывалось: «Преследование противника вашими армиями идет медленно. Поймите, что противник бежит. Наши войска фронта уже ведут бой за Вапнярку. Вы оттягиваете левое крыло фронта, идете по сравнению с правым крылом фронта на 200 км сзади. Основной причиной медленных темпов преследования является:

1. Ведете войска равномерно по всему фронту и как гребенкой прочесываете всю местность. Нет смелого маневра с выходом на пути отхода противника. Нет кулака для уничтожения противника при его сопротивлении на основных направлениях. В связи с этим вы даете противнику уводить его живую силу и технику.