Пленумы ЦК проходили в Мраморном зале в Кремле. Руководство партии сидело в мягких креслах, обшитых золотистым плюшем. В перерыв участники пленума спускались в подвал, где находился буфет. Кормили бесплатно, но ели, стоя у высоких столиков, обменивались мнениями, присматривались друг к другу. А высшее руководство собиралось отдельно, им чай, кофе и закуски подавали официанты.
Со временем станет ясно, что масштабы коррупции в республике не уменьшились. При Алиеве по существу произошла смена республиканских элит. Важнейшие должности достались другому клану. А новое руководство, приведенное им к власти, желало так же наслаждаться жизнью, как и прежнее.
Бывший заведующий идеологическим отделом ЦК компартии Азербайджана Расим Агаев и политолог Зардушт Али-заде пишут:
«Масштабы приписок в хлопководстве, виноделии и мелиорации были огромны, возможно, они не имели прецедента в истории советской экономики.
Согласно официальной статистике, Азербайджан возделывал хлопок в таких количествах, как если бы им была засеяна вся территория республики, включая леса, горы, водоемы. Совершенно непонятно в таком случае, откуда берутся миллионы тонн винограда, урожаи зерновых и бахчевых культур… Эта грандиозная афера так и не была до конца расследована, ибо механизм контролировался высшей партийной властью, в прямых интересах которой она осуществлялась…
Другой классический пример советского очковтирательства, с помощью которого из казны выкачивались огромные суммы, образующие теневой капитал, — мелиоративные работы в Азербайджане. Эксперты подсчитали, что объем реализованных мелиоративных работ позволял двенадцать раз обработать всю территорию республики».
«Недавняя поездка в Баку меня доконала, — пометил в дневнике писатель Юрий Маркович Нагибин, побывав в Азербайджане осенью 1980 года. — Я и представить себе не мог, что достигнут такой уровень холуйства и подхалимажа. Разговор с начальством ведется только с колен. Чем не сталинское время? Пустословие и славословие достигли апогея. Никакого стыда, напрочь забыты все скромные уроки послесталинского отрезвления — разнузданность перед миром и вечностью полная».
Андропов все это должен был знать. Но он считал Алиева своим воспитанником и хотел видеть в составе политбюро человека, который смотрел на него как на бога. Бывший председатель республиканского Комитета госбезопасности генерал-майор Алиев привык беспрекословно исполнять все указания Андропова.
Чуть позже во главе Латвии поставят председателя КГБ республики генерала Бориса Карловича Пуго. Он был сыном партработника и поднимался по комсомольско-партийной лестнице. В 1976 году в его жизни произошел неожиданный поворот: его пригласили в КГБ. Наверное, у Бориса Карловича были сомнения: партийная карьера у него ладится, зачем менять стезю? Но от предложений, сделанных в ЦК, отказываться не положено. Первым делом Пуго отправили на переподготовку в Высшую школу КГБ.
Он был назначен первым заместителем председателя КГБ Латвии. Курировал он среди прочего так называемую пятую линию, то есть борьбу с идеологическими диверсиями. На практике это означало контроль над латышской интеллигенцией, чьи истинные настроения ни для кого не были секретом.
Комитет старательно вербовал агентуру среди интеллигенции, следил, чтобы неблагонадежные артисты и писатели не ездили за границу, пытался работать с латышской эмиграцией в Скандинавии, Канаде и Соединенных Штатах. Но перегибать палку было нельзя, потому что Латвию называли «западной витриной Советского Союза», и деятелям культуры следовало предоставлять определенную свободу.
Через три года Пуго назначили председателем КГБ республики. Работа в госбезопасности наложила отпечаток на его характер. Он стал более скрытным, недоверчивым и еще более осторожным. В апреле 1984 года генерал-лейтенанта Пуго сделали первым секретарем ЦК компартии Латвии. Его ждала большая карьера.
Что означает готовность доверить сотрудникам госбезопасности политическую работу? Желание оградить себя от неприятностей, перевалить на других заботы. Это свидетельство дряблости управленческого аппарата. Слабым руководителям проще увидеть в собственных неудачах заговор, происки экстремистов. Вот и возникает соблазн перепоручить политику чекистам. Снять с себя эту обузу.
Конечно, сотрудники спецслужб — такие же люди, как и все. Но у работников специальных служб с годами вырабатывается определенный взгляд на жизнь. Субординация и исполнительность воспитывают привычку подчиняться, а не самому принимать решения. В плоть и кровь впитываются подозрительность и недоверчивость к окружающим, когда мир жестко делится на своих и чужих. И возникает привычка действовать методами, которые часто неприменимы к гражданской жизни.
— Никакой цельной программы у Андропова не было, — рассказывал Владимир Крючков в интервью газете «Красная звезда», — он считал, что сначала надо разобраться в обществе, в котором мы живем.
Он считал, что надо постепенно определиться, а уж спустя четыре-пять лет…