Советские силовики

Важно заметить, что вся эта кутерьма была бы исключена, если бы Гай был отправлен в арестантском вагоне.

Я думаю, что чекистская часть НКВД болеет серьезной болезнью. Пора заняться нам ее лечением».

Его слова звучали как приговор. Эта история укрепила Сталина во мнении, что руководство госбезопасности пора менять. Но еще год он размышлял над тем, кто станет новым наркомом, пока не остановил выбор на расторопном и безукоризненно исполнительном Николае Ивановиче Ежове.

ЕЖОВ. КРОВАВЫЙ КАРЛИК

25 сентября 1936 года Сталин, находившийся на отдыхе, отправил в Москву телеграмму Кагановичу, Молотову и другим членам политбюро, которую вместе с вождем подписал его новый фаворит — кандидат в члены Политбюро и член Оргбюро ЦК Андрей Жданов:

«Первое. Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудела.

Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на четыре года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей Наркомвнудела. Замом Ежова в Наркомвнуделе можно оставить Агранова.

Второе. Считаем необходимым и срочным делом снять Рыкова по Наркомсвязи и назначить на пост Наркомсвязи Ягоду. Мы думаем, что дело это не нуждается в мотивировке, так как оно и так ясно…

Четвертое. Что касается КПК, то Ежова можно оставить по совместительству председателем КПК с тем, чтобы он девять десятых своего времени отдавал Наркомвнуделу, а первым заместителем Ежова по КПК можно было бы выдвинуть Яковлева, Якова Аркадьевича.

Пятое. Ежов согласен с нашими предложениями.

Шестое. Само собой понятно, что Ежов остается секретарем ЦК».

Сталин, как всегда, стремился убить сразу несколько зайцев. Пересадив Ягоду в кресло наркома связи, он заодно лишал должности бывшего члена политбюро и главу правительства Алексея Рыкова, который занял пост председателя Совнаркома после смерти Ленина. Это был первый шаг к уничтожению. Больше никакой работы Рыков не получил, в феврале 1937 года его арестовали, а в марте 1938 года расстреляли.

Обречен был и Ягода. Но Сталин не спешил давать об этом понять. Он всегда боялся того момента, когда снимал с должности крупных военных или чекистов: а вдруг кто-то из них все-таки взбунтуется? У Ягоды, пока он сидит в своем кабинете на Лубянке, в руках весь аппарат госбезопасности, милиция, внутренние и пограничные войска. Ему подчиняется охрана членов политбюро — надо, чтобы он спокойно ушел из НКВД.

Поэтому на следующий день Сталин не счел за труд продиктовать личную и очень доброжелательную записку Ягоде. Сталинские слова записал находившийся при нем в Сочи сотрудник секретного отдела аппарата ЦК Сергей Федорович Чечулин:

«Тов. Ягоде.

Наркомсвязь дело очень важное. Это Наркомат оборонный. Я не сомневаюсь, что Вы сумеете этот Наркомат поставить на ноги. Очень прошу Вас согласиться на работу Наркомсвязи. Без хорошего Наркомата связи мы чувствуем себя как без рук. Нельзя оставлять Наркомсвязь в нынешнем ее положении. Ее надо срочно поставить на ноги».

Чечулин, в свою очередь, продиктовал сталинскую записку в Москву по телефону. Ее тут же передали Ягоде. И каким бы опытным ни был Генрих Григорьевич, он не мог не ухватиться за сталинскую записку как за спасательный круг: получалось, что вождь не окончательно списал его со счетов. Напротив, просит (!) взяться за другое, тоже важное, дело и даже возлагает на него большие надежды…

А ведь Ягода должен был понимать, что его ждет. Он же знал излюбленный метод вождя. Сначала человека вырывали из привычной среды, переводили на другую, менее заметную должность. Потом его имя возникало в делах госбезопасности, чекисты отправляли собранные материалы Сталину, и политбюро принимало решение снять обвиняемого с должности, исключить из партии и передать дело в прокуратуру.

12 октября 1936 года Каганович писал Сталину:

«У т. Ежова дела идут хорошо. Взялся он крепко и энергично за выкорчевывание контрреволюционных бандитов, допросы ведет замечательно и политически грамотно. Но, видимо, часть аппарата, несмотря на то, что сейчас притихла, будет ему нелояльна. Взять, например, такой вопрос, который, оказывается, имеет у них большое значение, это вопрос о звании.

Ведутся разговоры, что генеральным комиссаром останется все же Ягода, что де Ежову этого звания не дадут и т. д. Странно, но эта “проблема” имеет в этом аппарате значение. Когда решали вопрос о наркоме, этот вопрос как-то не ставился. Не считаете ли, т. Сталин, необходимым этот вопрос поставить?»

Когда в 1935 году вводились специальные звания начальствующего состава Главного управления государственной безопасности, для себя Ягода придумал звание генерального комиссара государственной безопасности, приравненное по армейской табели о рангах к маршальскому.