Советские силовики

Причем Ягода добился решения о том, что для начальствующего состава специальные звания будут пожизненными. Лишить специального звания имел право только суд. И ни одно лицо начальствующего состава Главного управления госбезопасности не могло быть подвергнуто аресту без особого разрешения наркома. Наверное, Генрих Григорьевич наивно полагал, что позаботился о своем будущем…

Обращение Кагановича к Сталину возымело действие.

27 января 1937 года Ежов получил вожделенное звание генерального комиссара государственной безопасности и стал щеголять в новенькой форме с большой маршальской звездой на петлицах и на рукаве гимнастерки.

А через день, 29 января, отправили в запас генерального комиссара государственной безопасности Ягоду. Он больше не был защищен своим маршальским званием. Да и останься он генеральным комиссаром госбезопасности, это все равно не спасло бы его от расстрела, как не спасли маршальские звезды Михаила Николаевича Тухачевского.

Через полтора месяца, 18 марта, Ежов, выступая перед руководящими сотрудниками НКВД, поведал им, что его предшественник Ягода был агентом царской охранки, вором и растратчиком. 3 апреля «Правда» сообщила, что «ввиду обнаруженных преступлений уголовного характера» нарком связи Ягода отстранен от должности, его дело передано в следственные органы. На следующий день его арестовали.

Камеру Ягода делил с популярным в тридцатых годах драматургом Владимиром Михайловичем Киршоном, которого потом тоже расстреляют. У него было несколько пьес. Они шли по всей стране, самая известная из них — комедия «Чудесный сплав».

От несчастного Киршона потребовали доносить, о чем говорит в камере бывший наркомвнудел. Наверное, Киршон надеялся на снисхождение. С Ягодой они были знакомы: нарком любил общаться с творческими людьми.

Рапорты Киршона сохранились:

«Майору государственной безопасности

тов. Журбенко

Ягода часто говорит о том, как хорошо было бы умереть до процесса. Речь идет не о самоубийстве, а о болезни. Ягода убежден, что он психически болен. Плачет он много раз в день, часто говорит, что задыхается, хочет кричать, вообще раскис и опустился позорно…»

Сталин следил за допросами Ягоды. Ежов постоянно его информировал:

«Направляю протокол допроса ЯГОДЫ Г. Г. от 26-го апреля.

Настоящие показания получены в результате продолжительных допросов, предъявления целого ряда уликовых данных и очных ставок с другими арестованными.

ЯГОДА до сего времени не дает развернутых показаний о своей антисоветской и предательской деятельности, отрицает свою связь с немцами и скрывает целый ряд участников заговора. Отрицает также свое участие в подготовке террористических актов над членами правительства, о чем показывают все другие участники — ПАУКЕР, ВОЛОВИЧ, ГАЙ и др.

Следует, однако, отметить, что на последних допросах, под давлением улик, ЯГОДА все же вынужден был признать, что о связи с немцами и подготовке терактов некоторыми участниками заговора он был осведомлен.

Допрос продолжается».

Недавние подчиненные предъявили бывшему наркому множество обвинений: в контрреволюционной троцкистской деятельности, в шпионаже в пользу фашистской Германии, в организации убийств Максима Горького, члена политбюро Куйбышева, руководителя ОГПУ Менжинского, в покушении на жизнь его преемника Ежова…

Главные показания против Ягоды дал старший майор госбезопасности Павел Петрович Буланов, бывший глава секретариата НКВД и первый помощник бывшего наркома, пользовавшийся полным его доверием. По отзывам коллег, Буланов был подхалимом и занимался распределением среди высшего руководящего состава перехваченной контрабанды и ценностей, конфискованных у арестованных.

На суде Буланов рассказал, что Ягода опасался, что новый нарком сможет выявить его роль в организации убийства Кирова, и решил отравить Ежова: уходя из НКВД, приказал опрыскать стены наркомовского кабинета сильнейшим ядом, испаряющимся при комнатной температуре.

Буланов:

«Когда Ягода был снят с должности наркома внутренних дел, он предпринял уже прямое отравление кабинета и той части комнат, которые примыкают к кабинету, там, где должен был работать Николай Иванович Ежов.

Он дал мне лично прямое распоряжение подготовить яд, а именно взять ртуть и растворить ее кислотой. Я ни в химии, ни в медицине ничего не понимаю, может быть, путаюсь в названиях, но помню, что он предупреждал против серной кислоты, против ожогов, запаха и что-то в этом духе…

Это поручение Ягоды я выполнил, раствор сделал. Опрыскивание кабинета, в котором должен был сидеть Ежов, и прилегающих к нему комнат, дорожек, ковров и портьер было произведено Саволайненом (сотрудник НКВД) в присутствии меня и Ягоды.

Я приготовлял большие флаконы этого раствора и передавал их Саволайнену. Распрыскивал тот из пульверизатора. Помню, это был большой металлический баллон с большой грушей. Он был в уборной комнате Ягоды, заграничный пульверизатор».