Советские силовики

Этот фантастический рассказ произвел сильное впечатление на современников. Михаил Афанасьевич Булгаков откликнулся в «Мастере и Маргарите». В главе «Великий бал у Сатаны», где описывается, как Маргарита вынуждена встречать всех самых отвратительных преступников, среди гостей появляется новенький, который получил «совет, как избавиться от одного человека, разоблачений которого он чрезвычайно опасался. И вот он велел своему знакомому, находящемуся от него в зависимости, обрызгать стены кабинета ядом».

Точка в этой истории с мнимым отравлением ртутью была поставлена только в наши дни. Генеральная прокуратура СССР в 1988 году установила:

«Террористический акт в отношении Н. И. Ежова (ртутное отравление) был фальсифицирован им самим и бывшим начальником контрразведывательного отдела НКВД Николаевым.

Перед разработкой легенды Николаев получил консультацию об условиях возможного отравления ртутью у начальника Химакадемии РККА Авиновицкого, после чего в обивку мягкой мебели кабинета Ежова втер ртуть и дал на анализ.

Работник НКВД Саволайнен, имевший доступ в кабинет Ежова, в результате систематического избиения “сознался” в подготовке ртутного отравления Ежова. После ареста Саволайнена в подъезд его дома была подброшена банка с ртутью, которую потом обнаружили и приобщили к делу в качестве вещественного доказательства».

Выставленный безжалостным киллером-отравителем, Иван Михайлович Саволайнен был всего лишь беспартийным курьером-вахтером, уже немолодым. Его тоже расстреляли. Впоследствии реабилитировали…

А на суде Буланов говорил, что Ягода намерен был после государственного переворота возглавить страну:

«Он увлекался Гитлером, говорил, что его книга “Моя борьба” действительно стоящая… Он подчеркивал, что Гитлер из унтер-офицеров выбрался в такие люди… Он говорил, что Бухарин будет у него не хуже Геббельса… Он, председатель Совнаркома, при таком секретаре, типа Геббельса, и при совершенно послушном ему ЦК, будет управлять так, как захочет».

Люди, сидевшие в Колонном зале Дома союзов, да и вся страна, которая читала стенограммы процесса, этому верили.

В последнем слове Ягода попросил о снисхождении: «Граждане судьи! Я был руководителем величайших строек. Я смею просить пойти работать туда хотя бы в качестве исполняющего самые тяжелые работы…»

Слова обвиняемых не имели никакого значения. Мера наказания была определена Сталиным еще до начала процесса. 13 марта 1938 года суд приговорил Ягоду к высшей мере наказания. Ему разрешили написать просьбу о помиловании:

«В Президиум Верховного Совета

от приговоренного к в. м. Г. Г. Ягоды

ПРОШЕНИЕ О ПОМИЛОВАНИИ

Вина моя перед родиной велика. Не искупив ее в какой-либо мере, тяжело умереть. Перед всем народом и партией стою на коленях и прошу помиловать меня, сохранив мне жизнь.

Г. Ягода

13.03.1938 г.».

Президиум Верховного Совета СССР прошение отклонил. В ночь на 15 марта бывшего главного чекиста расстреляли.

Вслед за ним на тот свет отправились и его подручные. Смена бригад станет традицией на Лубянке. Одна команда, выполнив свою миссию, сама попадала во внутреннюю тюрьму НКВД и приговаривалась к смертной казни. Другая рьяно принималась за дело, не зная, что и ее скоро сменят.

Первый замнаркома Яков Саулович Агранов, связанный со Сталиным особыми отношениями, был уверен, что его минует чаша сия: в должности понизят, но оставят на свободе. 16 мая 1937 года его отправили в Саратов начальником областного управления. На новом месте ему позволили поработать всего два месяца.

Бывшим заместителем наркома Георгием Евгеньевичем Прокофьевым занимался Особый отдел. Следователь сам написал показания, которые должен был подписать Прокофьев. Он отказался. Тогда пришел сам Ежов. Прокофьев по привычке вскочил и вытянулся перед наркомом в струнку. Николай Иванович по-свойски сказал ему:

— Надо дать показания.

Бывший заместитель наркома привычно щелкнул каблуками:

— Так точно!

И подписал — поверил, что Ежов его помилует.

Долго отказывался давать показания бывший начальник Особого отдела комиссар госбезопасности 2-го ранга Марк Исаевич Гай. При нем штатная численность отдела превысила двести пятьдесят человек.

Однако же Гая признали недостаточно решительным для проведения операций по аресту высшего командного состава армии.

— Что же еще сделать, — сказал сменивший его комиссар госбезопасности 3-го ранга Николай Галактионович Николаев-Журид, — набьем Гаю морду.

Арестованного привели на допрос. Следователь задал какой-то вопрос и, прежде чем Гай ответил, врезал ему по лицу. Но побои не помогли. Тогда с Гаем опять-таки встретился сам нарком Ежов и обещал сохранить ему жизнь:

— Пощажу.

Гай поверил и всё подписал.

И Агранов, и Прокофьев, и Гай отправились на тот свет.