Советский детектив. Том 7. Один год

Внизу хлопнула дверь на блоке, это она в последний раз закрылась за Толей Грибковым. Лапшин закурил, вглядываясь в желтое лицо Ханина. Баландин, зябко ежась, предложил Лапшину:

— Подождем, Иван Михайлович, пока Ирина Ивановна управится, а погодя свезем ее домой.

Ждать пошли в кабинет Антропова. Александр Петрович только что вернулся с операции, сидел тяжело отвалясь на спинку стула, смотрел прямо перед собой сосредоточенным взглядом. Потом, словно очнувшись, сказал Лапшину:

— По-моему, Иван Михайлович, с твоим подопечным самоубийцей происходит неладное. Сдвинулось что-то в психике. Всю ночь он на окошке просидел, на подоконнике, и сестра мне рассказывала, все плакал. Соображает с трудом…

— Это какой же подопечный? — спросил Баландин.

— Тот, что мой пистолет когда-то в окошко швырнул, помните? — ответил Лапшин. — Только он больше Митрохина подопечный, чем мой.

Баландин протер толстые стекла пенсне платком, осведомился:

— Митрохинский?

Интонация у Прокофия Петровича была особая, понятная только Лапшину. Баландин Митрохина не любил и даже фамилию его произносил по-своему, почему-то с ударением на последнем слоге — Митрохин!

— Если он митрохинский, то при чем же тогда ты? — опять спросил Баландин.

— История запутанная, — вздохнул Лапшин. — Если помните, связана она с приездом Занадворова и с вопросом санкции на братьев Невзоровых…

— Разбираешься?

— Похоже, что разбираюсь…

Они еще помолчали, покурили. Антропов неожиданно сообщил:

— Надо было желудочное соустие сделать…

Лапшин и Баландин переглянулись, а Александр Петрович смутился. В матовое стекло двери постучал санитар, сказал, что ждать Грибкову не надо, она тут надолго останется. В машине Баландин попросил Лапшина:

— Ты вот что, Иван Михайлович, я тебя убедительно попрошу, займись насчет Демьянова. Жалко мужика, знаешь, как он переживает. Сколько лет в милиции, и теперь здравствуйте… Проверь там корреспонденцию эту самую…

Но проверять нынче Лапшину ничего не пришлось. Едва он вошел к себе в кабинет — зазвонил телефон: Криничный сообщил, что хотя Мирон Дроздов о Корнюхе ничего не показал, но сведения насчет Мамалыги правильные и бандита надо брать немедленно.

— Сейчас? — спросил Лапшин.

— Вечером, но именно сегодня. Я сейчас явлюсь, доложу обстановку.

Едва Лапшин повесил трубку — пришел Бочков с листами протокола допроса. Братья Невзоровы полностью сознались на очной ставке. Лапшин, хмурясь, читал четкие строчки, потом жестко взглянул на Бочкова и велел:

— Завтра нужно все выяснить с Невзоровыми и Жмакиным. Драку эту на Фонтанке поднять и все митрохинские материалы…

— Так ведь это архивы…

— За архивами или черт знает за чем человека теряем, — не повышая голоса, продолжал Иван Михайлович. — За глупостью, за туполобостью, за дурацкой, заранее подготовленной схемой…

— К завтрему, пожалуй, не поспеть материалы поднять…

— А ты постарайся, Николай Федорович, — неожиданно ласковым голосом попросил Лапшин. — Я знаю, ты мне не говори, понятно, что устаешь, а все-таки. Он ведь там в больнице с ума сходит, это точно, доктора признают…

— Я постараюсь! — тихо ответил Бочков.

Дорогу орлам-сыщикам!

В девятнадцать часов Лапшин созвал оперативное совещание у себя в кабинете. Выслушав Криничного и Побужинского, Иван Михайлович помолчал, полистал свой блокнот, который в бригаде звался «псалтырем», «святцами», «напоминальником» и еще по-разному, помолчал и заговорил:

— Таким образом, тут, как совершенно справедливо отметил Криничный, который, кстати, в эти дни вместе с Побужинским проявил неплохое умение работать, орудовала группа, возглавляемая Корнюхой. И Корнюху и Мамалыгу мы, к сожалению, упустили. Корнюха удрал у нас из рук, так же как и Мамалыга. Он самый близкий к Корнюхе человек, этот самый Иофан Мамалыга, и тесно связан с рядом других преступников.

Скрипнула дверь, и вошел запоздавший Окошкин.

— Вы ко мне? — спросил Лапшин.

— Разрешите доложить срочное сообщение.

— Докладывайте.

Окошкин подошел к столу и необыкновенно скромно рассказал, что им в будке телефона-автомата у Гостиного Двора только что задержан аферист, по кличке Воробейчик, с подложными документами, а главное, с накладными на отправку большой скоростью трикотажа и обуви, похищенных Корнюхой и Мамалыгой из главного базового склада Опторга. Грузы адресованы в Тбилиси, в Малоярославец и в Ярцево. Есть еще накладные на Зеленый Бор и на Некурихино. Но главное — это то, что Воробейчик был задержан после телефонного разговора с самим Мамалыгой и подтвердил нынешнюю гулячку.

— Что ж, годящие сведения, — сказал Лапшин. — Годящие и, пожалуй, верные. Ну, ладно, Окошкин, садитесь, мы тут совещаемся.