Читаем Советский детектив. Том 7. Один год полностью

Советский детектив. Том 7. Один год

— Это вроде как у тебя на операции, который наркоз дает или инструменты считает?

— Она так примерно и объясняла. Режиссеры у них народ рассеянный, а у нее обязанность за всем следить и давать указания…

— Ну, хорошо, черт с ней, с Лилей, отвлеклись. Значит, Лиля была с мужем, но это все народишко молодой. А посолиднее?

— Еще дядя Володя был, ему лет тридцать…

— Значит, ты вполне за дедушку проходил?

— За дедушку! — хмуро произнес Антропов. — Я еще, понимаешь, Иван Михайлович, надувался там, изображал. Они, конечно, из вежливости меня в игры вовлекали, а я не вовлекался. Круглым дураком себя показал.

— А если бы вовлекался? Помнишь, на каток пошел и что вышло? Упал!

— Упал! — подтвердил Александр Петрович. — И здорово шмякнулся. Предполагал, говоря по чести, вести себя самого в свое собственное хирургическое отделение. Смешно…

— Думаешь? А я о другом хотел сказать. Вот, например, живем мы в одной квартире, знаем друг друга неплохо, много лет, почти что с молодости, и все-таки, какие мы такие — в подлинности — нам неизвестно.

— Это в каком же смысле?

— А в таком, что когда люди знают друг друга по совместным чаепитиям или даже водочку пьют под выходной день, то чужие они еще люди. А когда на деле друг друга знают — тут все иначе. Вот, например, зашумел ты на меня сегодня в ординаторской в своей, и увидел я тебя, Александр Петрович, — доктором…

— Я — врач, а не доктор! — огрызнулся Антропов.

— Для меня, может, ты и профессор, а по бумагам фельдшер, — спокойно сказал Лапшин. — Я к тому, что разделяет тебя с Лизаветой не возраст, а Музкомедия.

— Это как же?

— А так же! Вот небось набрился, плешь волосенками прикрыл, галстук два раза перевязывал, брючишки отпарил. Было?

— Было! — со смешком ответил Антропов. — Еще даже шляпу напялил, которую никогда не ношу, и набок ее посадил, эту самую шляпу. А Лизавета заметила и высказалась в том смысле, что если человек носит шляпу, то носит ее всегда, а не только в театр.

— Видишь, значит, это правильно — насчет Музкомедии…

— Так что же делать? Смешно предлагать ей жениться, если она просто меня считает симпатичным дядюшкой…

Они вышли из машины и не заметили, как оба оказались в коридоре. Лапшин повернул выключатель, оба они закурили. Антропов смотрел на Лапшина так, словно тот сейчас ему все окончательно объяснит и всему научит. И Лапшин действительно сказал все, что думал, но так, что Александр Петрович почти ничего не понял.

— В человека она в тебя вряд ли влюбится, — сильно затянувшись, произнес Лапшин. — Суди сам, парнишка ты не молодой, хотя, конечно, и не старый. В волейбол играешь с натугой и слишком, знаешь ли, старательно. На рестораны и разные там такси — денег у тебя не густо. В Эрмитаж ты с ней ходил и сам мне рассказывал, что очень тебе там было скучновато. Еще были вы в Музее почт и телеграфов, так, что ли?

Антропов кивнул.

— Устроил я тебе также посещение Музея уголовного розыска. У нас она чуть не заплакала и попросилась на воздух. Было это?

— Было.

— Поднимались вы на вышку Исаакиевского собора. Ездили дважды в Петергоф и в Детское Село, что твой бюджет слегка подкосило…

— Да ну вас, Иван Михайлович, — с досадой сказал Антропов. — Словно на допросе.

— А ты на допросах не бывал и помалкивай. Теперь дальше — водил ты ее туда, где чучела крокодилов и мамонтов, что ли? Был недавно на катке и упал. И был ты везде не ты, не доктор Антропов Александр Петрович, а ферт. Пожилой ферт в шляпе. Лизавета же девушка умная и не может это не замечать. Ты будь собой. Самим собой.

— Это как же?

— Не знаю, Александр Петрович. Разберись. Одно только мне понятно — через Музей почт и телеграфов ты в женихи не пробьешься. Пойдём, что ли, поспим?

Здесь, под лампочкой, они попрощались. Антропов, по обыкновению, уронил ногой неловко прислоненную к стене кроватку соседского мальчика Димки, а Лапшин, ложась, подумал, что советовать он умеет, а вот как самому жить дальше — не знает, и спросить совета ни у кого никогда не решится.

Полежав минут двадцать неподвижно, он заметил, что Окошкин еще не вернулся, позвонил на работу, выяснил, что Вася «отбыл» только что, и назвал телефонистке номер больницы. Коммутатор не отвечал. Наконец его соединили со второй хирургией.

— Как там Грибков? — спросил он жестким, командирским голосом. — Как состояние?

— Состояние тяжелое, — ответили ему. — Вы слушаете? Крайне тяжелое.

— Так! — сказал Лапшин и медленно положил трубку.

«Музей почт и телеграфов! — почему-то подумал он. — Музей».

Лечь Иван Михайлович не смог. Все ходил и ходил по комнате, шаркая старыми туфлями и дожидаясь Окошкина…