— С этими дорогами, черт им батько!
Нечаянно он сказал эту фразу вслух, но Лапшин не удивился. У дома, в котором жили Криничные, Иван Михайлович притормозил и велел:
— Жди моего звонка. Дня через два, не позже.
— Ясно! — сказал Жмакин.
Покуда дворник возился ключом, Алексей смотрел вслед лапшинской машине и опять, в который раз, не понимал, что они все за люди — и Лапшин, и Криничный, и Бочков, и Окошкин — его бывшие «враги.
Потом немножко поговорил с солидным дворником, выкурил с ним «для баловства», как выразился дворник, папироску и осторожно позвонил в квартиру семь.
Как моют грузовики
Под вечер, свежевыбритый, приглаженный щеткой в парикмахерской под хорошего пай-мальчика, Жмакин сидел в кабинете у Лапшина и сворачивал самокрутку из голландского табака.
Табак был душистый, но слабенький, и Лапшин, немного покурив, сказал:
— Назад подарю. Хоть упаковка и роскошная, а силы в нем никакой нет. Я с малолетства люблю такой табак, чтобы душил. А это не табак. Баловство.
— А за границей, интересно, дамы трубки курят? — осведомился Алексей. — Я, будучи ребенком, помню, видел картинку — сидит пожилая женщина и курит трубку. Некрасиво как-то… Но, возможно, это раньше было, а сейчас уже нет.
Иван Михайлович не знал — курят ли сейчас дамы за границей трубки — и ничего Жмакину ответить не смог. Еще покурили, помолчали, потом Лапшин крепко прижал окурок в пепельнице и сообщил:
— Завтра встанешь на работу. Вернее, послезавтра — завтра оформишься. В большой гараж тебя определим, и начальником там старый мой товарищ Егор Тарасович Пилипчук. Вот он этот табачок мне из США нынче в подарок привез. Умный человек, будет тебе у него неплохо. Практической езде, то есть вождению автомобиля, тебя там подучат. Права получишь…
— А они меня не будут подозревать, что я ихний гараж обкраду?
— Не обкрадешь.
— Значит, доверяете?
— Доверяем, Жмакин.
— Странное дело, — усмехнулся Алексей. — То мне Корнюха доверял, нынче вы с товарищем Пилипчуком, а пару дней назад большой начальник Алексей Владимирович. Опять же Криничный. Прихожу тогда к нему на квартиру, он сам спит, как божий ангел, а пистолет возле на столике валяется. Это как — доверие или проверка?
— Брось ты, Алеха, психологию разводить, — сказал Лапшин. — Ты мне ответь по делу. Подходит тебе гараж?
— Другого ж ничего нету?
— В Арктику я тебя послать не могу, — прохаживаясь по кабинету, говорил Лапшин. — Покуда не тот ты еще человек. Директором завода тебя навряд ли назначат по причине малограмотности и недалекого прошлого…
— Анкетой меня, между прочим, попрекать не надо. Я и сорваться могу по своему характеру, несмотря на все ваши поручительства.
— Опять грозишь?
Жмакин тихо улыбнулся:
— Это по привычке, — сказал он. — Сами знаете, Иван Михайлович, очень наши ребята любят из себя психов корчить. Я такой, я — особенный, хризантема, недотрога, у меня психика поломатая…
Дверь без стука отворилась — вошел немолодой человек, еще рыжий, но уже седеющий, плечистый, с медвежьей перевалочкой, в костюме, несколько пестроватом для простецкой наружности вошедшего, но, ежели внимательно поглядеть, то вовсе не столь уж простецкой оказывалась эта наружность, глаза смотрели с веселой проницательностью, крепкий рот подрагивал от насмешливой улыбки. Выбрит вошедший был до лакового блеска, который, видимо, не даром ему дался — не менее дюжины порезов заклеил он маленькими пластырями.
— Это чего тебя так изукрасило? — спросил Лапшин, весело вглядываясь в гостя.
— А новую технику осваивал, американскую, — сказал тот, и Жмакин догадался, что вошедший и есть Егор Тарасович Пилипчук, прибывший из США. — Купил, понимаешь ли, бреющий агрегат, вот и мучаюсь с ним. Вещь хорошая, но покуда не могу я из этой техники выжать все. У нее там имеется одна деталь, обозначенная литерой «Р», так эта деталь мясо из щеки выдирает…
Садясь, Пилипчук внимательно посмотрел на Жмакина, полоснул по его лицу своими неласковыми, хоть и веселыми, глазами и осведомился:
— Он?
— Он.
— Который из жуликов?
— Вор был хороший, — сказал Лапшин. — Ловкач парень.
— Специальность имеешь? — опять полоснув Жмакина взглядом, спросил Пилипчук. — По автоделу разбираешься?
— Теоретически вполне, — стараясь не обижаться на резкий тон Пилипчука, ответил Жмакин. — Слесарить могу маленько, монтер также. Но управлять машиной не приходилось.
— Не приходилось, но можешь?
— Раз не приходилось, значит, не могу, — взбесился Жмакин. — Ясно же говорю.
— А ты не кусайся, — не отрывая своего режущего взгляда от Жмакина, произнес Пилипчук. — Я тебя на свою ответственность беру, несмотря на разные поручительства. Ежели что — с меня спросят, а не с господа бога нашего. Ты человек без паспорта, трудом на пользу человеческую не слишком намученный, человек бесквартирный, следовательно, мне тебя и поселить где-то нужно, а мне тебя селить негде, кроме как на территории автобазы. Вот и думай: вскочит тебе в голову какая-либо поганая идея обокрасть — обкрадешь. Я тебя и спрашиваю, и еще спрашивать буду, и душу из тебя вытряхну, покуда не разберусь, какой ты есть человек…