Советский детектив. Том 7. Один год

Потом они оба покурили и помолчали.

— Мне бы паспорт, — вздохнул Жмакин. — Тоже пора, между прочим, в загс пойти.

— А почему, между прочим, тебе так уж понадобилось в загс идти?

— А потому, между прочим, что у меня сын народился и я желаю, чтобы фамилия у него была моя — Жмакин. И назвать человека пора, что ж он, как все равно лошадь, называется — «мальчик».

— Человеческое-то имя придумали?

— Придумали, — сердито отозвался Алексей.

— Какое имя?

— Обыкновенное.

Он быстро взглянул на Лапшина и опустил глаза. Иван Михайлович больше не стал спрашивать — догадался.

— Подруги женкины против, — совсем рассердился Жмакин, — они нахально утверждают, что такое имя не современное и не звучит. А мы с женой все равно по-своему решили.

— Ну, решили так решили, — спокойно согласился Лапшин.

Вышли на площадь. Иван Михайлович сел за руль, Алексей рядом.

— Вы, конечно, меня извините, что я в одну дуду все дужу, — заговорил опять Жмакин, — но каждому охота свой семейный очаг заиметь. В отношении паспорта — эта волынка кончится, или мне, как крестьянскому ходоку, лично к товарищу Калинину с посошком отправиться нужно?

— Ты только меня не пугай! — попросил Лапшин. — Ладно?

— Так бюрократизм же!

— Тебя на автобазу?

— Ага. Мне там одному товарищу благодарность надо объявить, товарищу Демьянову, который из органов милиции уволен, а меня выручил нынче…

— Объявим! — покосившись на Жмакина, сказал Иван Михайлович.

Алексей вздохнул.

Ярко-голубыми, упрямыми глазами Лапшин глядел перед собой на мчащийся асфальт. Легко брякнули доски — машина проскочила разводную часть моста и понеслась мимо Ростральных колонн, мимо Биржи, по переулочкам Васильевского. Все прозрачнее, все погожее становилось утро. И все спокойнее и спокойнее делалось на душе у Жмакина.

Паспорт

— Ну что? — спросил он.

— Ничего, — ответила она, покачивая его руку. — Кушать хочешь?

Ей всегда казалось, что он голоден или что ему надобно постирать, заштопать…

Вошли в дом. Тут было тепло, уже, наверное, топили печи, пахло свежевымытыми полами, чистой, отутюженной скатертью. На столе в кувшине стоял коричневый хлебный квас. Жмакин напился, утер рот ладонью и сел как гость, но молчать долго не смог.

— Вот, — сказал он, — берете в руки и имеете вещь. Нормальный паспорт.

Клавдия полистала паспорт и вернула его Алексею.

— Так-то, Клаша, — произнес Жмакин. — Кончились наши кошмарные мучения. Теперь мы в порядочке. И ты не напрасно на меня надеялась…

— Не напрасно…

— А Иван как? — спросил Жмакин.

— Ничего. Покушал, сейчас спит.

— Поглядеть разрешается?

— Чего ж не поглядеть. Ты — папаша, кому и глядеть, как не тебе.

— Я не папаша, я — отец! — сказал Жмакин. — Папаша — это в годах. Это вот у тебя — папаша, а я еще для папаши молодой парнишечка.

— Вот я тебе дам — молодой! — сказала Клавдия. — Какой нашелся! Может, теперь девушку себе заведешь, раз с паспортом?

— Заведу! — привлекая Клавдию к себе, ответил он. — По обычаю отсталых народов заимею гарем. Буду из фонтана кагор пить и кушать конфеты…

Они стояли над колясочкой, в которой спал Иван. Лицо Алексея стало серьезным, он поморгал, потом произнес раздельно:

— Жмакин Иван Алексеевич.

И спросил:

— А?

Вернувшись в столовую, он попил квасу и спросил:

— А папаша где?

— На работе.

— Это правильно, — сказал Жмакин, — сейчас время рабочее. Ты, конечно, по закону еще в декрете, я — выходной. Но вообще — порядок.

О, как приятно было сидеть в этой полутемной комнате и беседовать неторопливым, тихим голосом! О, как приятно быть равноправным и не кривляться, не фиглярничать!

Он вынул папиросу, постучал мундштуком по коробке, закурил и пустил дым к потолку. В общем, он немного еще кривлялся, но очень немного.

— Так вот, Клавденька, — сказал он, — паспорт ты сама видела. Права я имею и работу имею. И шофером работаю и грузчиком. Доверяют мне любые мясопродукты. Имеются, конечно, люди, которые позволяют этим мясом пользоваться себе и семье на приварок. И даже разным бабушкам и тетушкам. Но я на это не пойду. Я слишком много пережил различных кошмаров, чтобы на это решиться. И по принципиальным соображениям не пойду. Теперь твое решительное слово: когда пойдем оформляться? Нам сразу надо — и регистрация брака, и регистрация ребенка.

— Неудобно как-то? — всматриваясь в Жмакина, сказала Клавдия.

— Мещанство! — сказал он. — Я желаю все сразу оформить. Обе регистрации и свою прописку у тебя. Для других это, может, и ничего не значит, а я хочу, чтобы все законно и честь по чести. И вообще у меня делов невпроворот — еще билет военный получать…

Клавдия пальцами потрогала его лицо.

— Какой-то ты, Леша, поцарапанный, — сказала она. — Разодранный какой-то…

— А это я на кошку упал! — быстро соврал Жмакин. — Поскользнулся, понимаешь, в часовне, а она испугалась и когтями мне в лицо…

— И бульба у тебя на голове, — ощупывая его затылок, сказала Клавдия. — Как вздулось…

— От кошки же, — блудливо отворачивая взгляд, объяснил Алексей. — Отпрыгнул и затылком в притолоку…

Грустно усмехнувшись, Клавдия сказала:

— Все равно потом все подробно и по правде расскажешь. Я же знаю.

Они немного помолчали.