Советский Фауст

Люди делали свое дело, несмотря ни на что, продвигались вперед и идеи «Gesamtkunstwerk» — и у нас, и в других странах, где хватало своей, быть может, более привычной и ухоженной нечисти, своих упырей. В течение многих лет я переписывался с известным английским светомузыкантом Ф.Бентамом. Он прислал мне свою книгу, где высказывалось сожаление о подчиненности нового искусства на Западе низким коммерческим целям, не в пример социалистическим странам, где возможно создание такого уникального аудиовизуального театра, как «Латерна магика». Недавно я встречался в Праге с режиссером «Латерна магика» Иозефом Свободой. Он признался, что, невзирая ни на что, сам он остается социалистом по убеждениям. В этом с ним я солидарен. Но добавлю, большую часть из своих 600 постановок ему удается осуществлять все же на Западе... Человечество еще долго будет читать «Фауста» и «Коммунистический манифест». И там, и там — много о призраках.

Совсем «крутой маршрут»: от Колымы до сталинской премии

— Пробыл на свободе я полгода. В Ленинграде у нас была пятикомнатная квартира: на Николаевской улице, д.50, кв.4, телефон 227-10...

Я слушаю старую магнитную запись, вновь поражаюсь памяти Льва Сергеевича. Но некого уже переспросить — почему не разрешили ему посетить свой дом? И что-то о шведском пароходе, которым порывался было уплыть тут же из Ленинграда. Но крепко связан, повязан. Судьбой? Родителями — в заложниках?

И что же? Наш мотылек сам летит на огонь. Впрочем, — куда деваться? Термен отправляется в Москву, надо же отчитаться за командировку.

Да и жить нужно на что-то. Устраивается в гостинице «Днепр» у Киевского вокзала (нынешняя «Украина»?), ищет работу, перебивается случайными переводами с английского, пытается устроиться на какую-то студию звукозаписи. В ведомстве разведки знакомых уже нет — Берзиня-Петерса репрессировали, а затем уничтожили свои же, как положено у лемуров. Пробился, по старой памяти, к Ворошилову: «Он как-то одряхлел, постарел, ушел от разговора...»

Но Лев Сергеевич добился-таки своего. Через пару недель после встречи с Ворошиловым, в марте 1939 года его арестовывают, отвозят в Бутырскую тюрьму и фотографируют «на память» (рис. 19).

— Поначалу я был даже вроде не заключенный, хотя никуда не выпускали. Сказали: будете жить здесь. Библиотека очень хорошая, много иностранных книг. Сидел вместе с политическими, они спорили все время. Им не нравилось, что я молчу, мешали читать. Затем мне выделили отдельную комнату, чтобы я написал отчет. Целый месяц после этого допрашивали: 45 минут вопросы, 15 минут — перерыв. Стоя, с утра до вечера. Пришел новый следователь, и опять целый месяц — то же самое. Проверяли... Нет, меня не били, я же говорил правду. В конце концов привезли в какое-то помещение, в зал, — тут Лев Сергеевич опять улыбается, шутит, стало быть, хотя в голосе снова обида, — думал, объявят о награждении орденом. А вместо этого — приговор.

Цитирую официальную справку:

— «Л.С.Термен, 1896 года рождения, был осужден 15.8.1939 года Особым Совещанием при НКВД СССР по ст. 58-4 УК РСФСР к заключению в ИТЛ сроком на 8 лет».

^{Рис. 19. Тюремные фотопортреты Л.С.Термена (1939 г.)}

— Лев Сергеевич, а что, конкретно, Вам инкриминировали?

— Кажется, участие в убийстве Кирова. Но ведь меня тогда даже в стране не было. Правда, вспомнил, что я кому-то лекарство из Америки в Ленинград присылал. Может, за это?..

Несколько лет назад зарубежный рецензент моей статьи о Термене в Америке на полгода задержал ее публикацию — все допытывался, за что же конкретно Термена поместили в исправительно-трудовой лагерь (ИТЛ), в чем он все-таки провинился, зря же не сажают. Никак он не мог понять, не угомонился, пока я не послал телеграмму: «Обычай у нас в то время был такой!»[50].