Советский век

Как политик и человек он резко отличался от своих предшественников и наследников. Благодаря своим широким горизонтам и умению понять основные проблемы внешней и внутренней политики он был убежден, что реформирование Советского Союза и его блока хотя и чревато риском, но неизбежно; и он намеревался приступить к решению этой задачи.Во время официальных визитов в Восточную Германию и на банкетах в его честь Андропов был раскован и вежлив, и небольшое количество алкоголя не влияло на его поведение. В беседах на политические темы, такие как Чехословакия или отношения с социал-демократами Западной Германии, он отвергал сугубо идеологический подход. Он считал, что чехословацкие коммунисты слишком поздно осознали степень недовольства и не знали способа исправить ситуацию. Он также приветствовал диалог с немецкими социал-демократами и спокойно относился к тому, что шел вразрез с позицией лидеров Восточной Германии. Вольф оценил такую откровенность «на форуме, где лесть и риторика были в порядке дня».

Нас меньше интересуют мысли Андропова о методах внешней разведки и о большей отчетности и новых управленческих структурах, которые он создал в КГБ. Однако следует отметить его недовольство высокомерием сотрудников этого ведомства в отношении советских дипломатов и правительственных учреждений в странах Восточного блока. Он произнес жесткие слова об «имперских замашках» некоторых из его офицеров.

Из многочисленных разговоров Андропова и Вольфа ясно, что он сознавал отставание Советского Союза от Запада. Чрезмерная централизация, повышенная секретность и полная несогласованность между военными и гражданскими секторами препятствовали СССР извлекать большие дивиденды из достижений военной технологии, как это было в странах Запада. Наблюдая царящий вокруг застой, Андропов размышлял о социал-демократическом «третьем пути», по которому шли Венгрия и некоторые фракции в ГДР, а также о формах политического и экономического плюрализма.

Беседы Андропова и Вольфа подтверждают ключевое положение: средства массовой информации Запада и Советского Союза заставили Андропова прийти к заключению, что страна нуждается в глубоких структурных преобразованиях. Один из его заместителей, Филипп Бобков, считает даже, что пропагандистская война укрепила его убеждение, что перемены неизбежны. Неизвестно, когда Андропов стал думать о том, что именно ему предназначена эта миссия. Но он был поглощен этой мыслью и, выполняя свои обязанности в КГБ и Политбюро, готовился к наступлению своего часа.

КГБ представлял собой сложную организацию; временами его сотрудники бывали и легкомысленными, и недисциплинированными. Но Андропов превратил эту организацию в высокоэффективный инструмент, чему имеется много свидетельств, хотя я и не могу сделать определенного заключения. Юрий Владимирович имел собственные взгляды, но делился ими только с близкими союзниками и людьми вроде Маркуса Вольфа.

Все знавшие его и работавшие с ним единодушно утверждают: он был убежденным антисталинистом. Это необычная черта для человека из окружения Брежнева, и она отразилась в его стиле и методах работы. При реорганизации КГБ и совершенствовании его репрессивных методов на первое место он ставил «профессионализм». Он всегда очень интересовался Западом, особенно Соединенными Штатами, и его эрудиция в этой области вызывала восхищение у лучших советских дипломатов и даже у некоторых критиков системы.

Для Юрия Андропова политика репрессий была способом разрешения проблемы. При столкновениях с Александром Солженицыным, Андреем Сахаровым, Роем Медведевым и другими диссидентами он избрал подход, имеющий целью свести до минимума политический вред, который они могли бы принести - но не уничтожить их, как поступил бы сталинист или державник любого сорта. Андропов был аналитиком, а не палачом. Сторонники жесткой линии стремились изолировать Солженицына, отправив его в Сибирь, но он предпочел выслать его на Запад. Неизвестно, что сыграло роль в деле Сахарова, но решение Андропова - ссылка в Горький - не представляло угрозы ни его здоровью, ни продолжению интеллектуальной работы.

Часто можно услышать, что Андропов был просто старорежимным полицейским - консерватором, сторонником репрессий и поэтому ничуть не лучше, чем другие боссы КГБ. Однако здесь кое-что не принимается во внимание. Конечно, он был щитом системы и отправлял в тюрьму ее политических оппонентов. Но как еще он мог поступать, находясь под пристальным наблюдением «ястребов» из Политбюро и своего собственного ведомства? Андропов честно и старательно выполнял свои обязанности. Для него на первом месте стояла безопасность страны, и он был твердо уверен, что ее враги, которые часто оказывались пособниками Запада, не могут быть терпимы. Он попал в своего рода мышеловку, поскольку его личное положение и безопасность были в руках Брежнева.