Полная тревог история, с ее изгибами и переворотами, породила в душе многих русских (или, точнее сказать, жителей России) глубокую экзистенциальную боль, которую лучше всего определить словом тоска , с ее богатством оттенков от меланхолии, печали и страха до депрессии. Можно еще добавить и уныние , когда хочется пожалеть самого себя. Это полный горечи напиток - и его можно утопить только в другом напитке... Подобную сентиментальность плюс невыносимую дозу цинизма легко найти в народных разбойничьих песнях с их слезливым культом ножа - инструмента разрешения споров и символом всего жизнеустройства. Накануне перестройки Булат Окуджава, Александр Галич, Владимир Высоцкий редко пели бодрые песни; они выражали настроение - свое и своей страны: нечто среднее между неприятием, состраданием, мольбой и отчаянием. Не потому, что люди в СССР не знали радости (ее было много), но потому что эти поэты поняли, что страна идет по неправильному пути и история не будет к ней ласковой. В эпоху заката, упадка, застоя богатой партии барды впадают в отчаяние.
Наши данные извлечены из архивов Госплана и Центрального статистического управления, которые были недоступными в то время, когда песни бардов кочевали по России. Но теперь, сравнивая оба источника, понятно, что они, по сути дела, рассказывают одну и ту же повесть...
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: СОВЕТСКИЙ ВЕК: РОССИЯ В ИСТОРИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ
Глава 20. ЛЕНИН: СТОЛЕТЬЕ И МИРЫ
Во введении было сказано, что поляризация мнений и мощное влияние пропаганды, развернутой в годы холодной войны, породили «контекстуальную критику», необходимую для исторического запроса при достижении других целей и выставлении приоритетов, а также для получения результатов от медиа, идеологии, эмоций.
В отличие от других областей знания исследованиям, посвященным Советскому Союзу, приходилось противостоять широко распространенному и горячо отстаиваемому мнению - хорошо структурированному «общественному дискурсу», который был основан на серии методологических ошибок. Они прошли широким фронтом в различных медиа и были преподнесены как очевидные истины.
Первая ошибка состоит в сосредоточении основного внимания на вождях, главных действующих лицах и идеологии, которые описываются как независимые личности и силы, выдернутые из исторического контекста. Во внимание не принимаются ни условия, создаваемые обстоятельствами, ни прошлое, ни окружающий мир. Для многих все началось с момента «первородного греха», в 1917 г. Другие считают, что все началось раньше, в 1902-1903 гг., с публикации работы Владимира Ленина «Что делать?». Соответственно последующие события были развернуты так, как будто они были генетически запрограммированными, а последствия ленинизма - большевизма - коммунизма преподнесены как неотвратимый рок.
Я, конечно, слегка преувеличиваю, но моя ирония подкреплена тем фактом, что работа «Что делать?» была написана в то время, когда вся российская социал-демократия, включая Ленина, была абсолютно убеждена, что предстоящая революция будет либеральной («буржуазно-демократической» в их терминологии) и надолго отдалит левых от власти. В те годы Ленин считал русский капитализм всепобеждающей силой, которую уже не остановить, и видел ее под каждым кустом.
Когда мы смотрим на события с позиции детерминизма, историческое исследование отходит на задний план; а если в нем присутствует «партийная линия» (левая, правая, центристская), оттуда, как из копилки, можно извлечь только то, что туда было положено, ни копейкой больше.