Советы юным леди по безупречной репутации

Как только подали первую перемену блюд, Мелвилл в полном соответствии с этикетом повернулся к леди Хёрли, сидевшей справа от него, а Элизе достался в качестве собеседника неподатливый адмирал Винкворт. Громкий и оживленный разговор между Мелвиллом и леди Хёрли (они принялись с удовольствием обсуждать любимых поэтов) достигал ушей Элизы и не способствовал поднятию ее духа. Под влиянием леди Хёрли обычная живость Мелвилла вернулась, и, стараясь не слишком огорчаться, Элиза лишь прихлебывала восхитительное на вкус шампанское.

К тому моменту когда подоспела вторая перемена блюд (на смену королевскому супу и цыплятам в сливочном соусе с эстрагоном пришли запеченный карп, устрицы в льезоне, тушеное мясо с белой подливкой и пирог, подкрепленные обильным войском овощных блюд), Мелвилл неохотно повернулся к Элизе, а в ее голове уже образовалась изрядная легкость.

– Вы читали «Божественную комедию» Данте? – спросил он.

Элизе почему-то вдруг показалось очень важным продемонстрировать такую же начитанность, как у леди Хёрли.

– Да, – беззаботно солгала она.

Маргарет читала, а это почти одно и то же.

– И что вы о ней думаете?

Плачевная истина заключалась в том, что о «Божественной комедии» Элиза не слышала почти ничего, за исключением названия и отзыва Маргарет, которая определила книгу как очень умную.

– Я думаю, это очень умное произведение, – сказала она.

– Но последний перевод… я нашел, что он приводит в некоторое замешательство, ведь так?

Элиза понадеялась, что вопрос риторический, но, судя по затянувшейся паузе и тому, как терпеливо взирал на нее собеседник, она ошиблась.

– Задаюсь вопросом… может, вся суть и заключалась в том, чтобы приводить в замешательство? – глубокомысленно изрекла она.

Мелвилл присмотрелся к ней внимательнее.

– Вы не читали, – догадался он.

– Не читала, – сдалась Элиза.

И Мелвилл рассмеялся, казалось, вопреки своему желанию.

– Почему солгали?

– Чтобы вы и меня сочли очень умной, – призналась Элиза, снова отхлебнув шампанского.

– Я уже считал вас умной. А теперь думаю, что вы еще и лгунья.

Элиза бросила на собеседника острый взгляд. О чем он? Неужели намекает на?..

– Я не лгала, – ответила она, понизив голос до шепота.

Элиза надеялась, что сейчас ей представится возможность развеять туман.

– Вы не сказали всю правду, – возразил Мелвилл, мгновенно уловив смысл.

– Так было необходимо, – прошептала Элиза. – И я умолчала о самой малости. Мы не можем объявить о помолвке до апреля. А до той поры мы лишь… обручены на обручение.

– Вот как, – проронил Мелвилл.

Они помолчали.

– Какая прихотливая неопределенность.

Его голос на мгновение прозвучал совершенно обычно, и Элиза поймала себя на том, что взволнованно клонится к собеседнику.

– Тем не менее простите меня за обман, – невнятно прошептала она. – Мне не следовало скрывать это от кого-то, кого я считаю… кого я считаю истинным другом.

Мелвилл задумчиво отхлебнул из бокала.

– И я люблю читать, – добавила Элиза в свою защиту, ибо ей снова показалось важным это заявить.

Мелвилл не улыбнулся, но в его глазах вспыхнули смешливые искорки.

– Я и не упрекал вас в обратном.

– Я знаю, вы жуткий книгочей, – выпалила она, так обрадовавшись скрытому одобрению (это ведь было одобрение?), что едва не задохнулась.

– Жуткий, – согласился Мелвилл.

Он помолчал и добавил уже в обычной своей манере:

– И едва ли смог бы писать сам, если не был бы таковым.

– Классика, – подхватила Элиза, напустив на себя понимающий вид. – Вы получаете удовольствие от чтения таких книг? Гомера и… того, второго.

– Того, второго – больше остальных, – с улыбкой откликнулся Мелвилл. – Возможно, эти книги устрашают читающую публику, но это просто истории – пусть величавые и пространные, однако все равно истории.

– Я не понимала в них ни слова, пока не прочитала вашу «Персефону», – призналась Элиза. – Муж заставлял меня читать классику, чтобы развить мой ум, но я никак не могла сосредоточиться.

Она решила тогда, что слишком глупа, чтобы разобраться в незнакомых словах, названиях и именах. Но Мелвилл в своих поэмах умудрился раскрыть мифы по-новому, усиливая романтичность, намекая на чувственность. Торопясь их проглотить, читатель не успевал сделать паузу и задуматься, достаточно ли он умен.

– Должен признать, в моих версиях чаще целуются, – легко проронил Мелвилл.

– В них есть нечто большее, – попеняла ему Элиза. – Ваше умение вовлечь читателя.

Мелвилл моргнул, крутя бокал за ножку, словно не нашелся с ответом. Словно не ожидал услышать ответные комплименты, несмотря на все похвалы, которыми он осыпал Элизу.

– Я рад, – задумчиво произнес он, испытующе глядя на собеседницу. – Впервые прочитал эти истории в детстве… уже тогда корпел над книжками, – добавил он, будто признаваясь в чем-то. – И даже сейчас мне нравится думать, что я могу возвращаться к этим текстам тысячи раз и по-прежнему обнаруживать нечто новое, вдохновляющее.

– Этим вы и намерены заняться? – поинтересовалась Элиза. – Написать тысячу таких поэм?

– Я… Когда-нибудь я…

Мелвилл обвел настороженным взглядом стол. Впервые на памяти Элизы он обеспокоился тем, что их могут подслушать.