Советы молодому ученому

Технические специалисты, достаточно здравомыслящие для того, чтобы успешно справляться со своими обязанностями, быстро узнают, как внушить молодым ученым, что тем, при всех своих реальных и почетных степенях, предстоит еще многое усвоить применительно к научным исследованиям – в частности, научиться воспринимать технических специалистов как полноценных соратников. А самим этим специалистам (см. раздел об истине ниже) стоило бы раз и навсегда избавиться от стремления сообщать ученым, которым они помогают, те результаты, которые эти ученые хотят услышать (сразу вспоминаются садовники Менделя[43]); при этом остается лишь надеяться, что отношения между учеными и «техниками» не ухудшатся настолько, чтобы вторым начало доставлять удовольствие сообщать первым дурные вести.

Сотрудничество способно привести к многолетней дружбе – или же к многолетней вражде. Первое случится непременно, если партнеры, чему доказательством моя лаборатория, являются единомышленниками. В таком случае сотрудничество приносит радость; если же радости нет, подобное сотрудничество необходимо прервать в кратчайшие сроки.

Моральные и контрактные обязательства

Ученые обыкновенно выполняют определенные контрактные обязательства перед работодателем – и связаны нерушимой и не обсуждаемой обязанностью отстаивать истину.

Ничто в положении ученого не освобождает его от обязанности хранить государственную тайну и соблюдать правила работодателя, запрещающие делиться секретами производственных процессов с бородатыми незнакомцами в темных очках. При этом ничто в положении ученого также не освобождает его от необходимости прислушиваться к голосу совести, если он ощущает некую моральную неправильность происходящего.

Контрактные обязательства, с одной стороны, и желание поступать правильно, с другой стороны, могут подвергать многих ученых значительному нервному стрессу, если они начинают конфликтовать между собой. Но справляться с противоречиями нужно до того, как таковые обнажатся. Если у ученого имеются основания считать, что конкретное исследование чревато угрожающими (в той или иной мере) последствиями для рода людского, он должен твердо отказаться от участия в подобном проекте – если, конечно, не одобряет сам этакое развитие событий. Вряд ли возможно, что ученый осознает тяжесть последствий мгновенно, стоит ему, как говорится, помешать воду в котле в первый раз. Если же он будет участвовать в морально сомнительном исследовании, а затем примется это исследование порицать и осуждать, такое его поведение никого и ни в чем не убедит.

Истина

Всякий ученый, будучи человеком достаточно творческим и достаточно талантливым, способен допускать ошибки в интерпретациях; скажем, принимать ошибочную точку зрения или биться за гипотезу, которая не выдерживает критики. Если это все, к чему приводят его ошибки, особого вреда здесь нет, и мучиться бессонницей по этому поводу вовсе не обязательно. Такова, увы, повседневность научной жизни, и серьезного вреда заблуждения не наносят: ведь там, где один ошибается, другой вполне может найти правильный ответ. Если же, с другой стороны, ошибка является фактической – например, ученый утверждает, что лакмусовая бумага краснеет, тогда как в действительности она синеет, – то налицо очевидный повод лишиться сна и предаваться мучительнейшим ежеутренним раздумьям относительно своей профессиональной пригодности. Ошибки вроде этой мешают другим исследователям правильно интерпретировать открытия такого ученого, то есть вывести обоснованную гипотезу, которая будет опираться на подобные открытия.

До сих пор отчетливо помню гнетущие чувства, которые меня одолевали, когда я написал и отослал в научный журнал статью, содержавшую грубую, как мне думалось, фактологическую ошибку (дескать, в шкуре белых морских свинок имеется непигментарный аналог клеток, которые вырабатывают пигмент у «цветных» животных). Еще я хорошо помню, насколько был признателен своему молодому коллеге, который повторно и тщательно исследовал этот вопрос – и позволил мне успокоиться. Его исследования подразумевали применение методик микроанатомии и обработку ткани определенным способом на протяжении двадцати четырех часов. Я просил его поторопиться и пожертвовать несколькими промежуточными этапами работы, но привычка к пунктуальности и дисциплине, усвоенная за время службы в военном-морском флоте, не позволила ему отступить от инструкций; мы прождали полные двадцать четыре часа, на протяжении которых я составлял в уме оправдательные письма в журнал «Нейчур» с просьбой вернуть статью. Везет тому ученому, кто никогда не испытывал этаких терзаний!