Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991

Фролов стал отруливать: мол, метод прежний…разгром в «Правде», а это же письмо в газету. Пусть, мол, авторское письмо — ответ будет в той же «Советской России». Я взъярился: революция очень авторитетная вещь, и если мы будем мямлить, сталинисты опять все сомнут и т. п.

Словом, — это поворотный эпизод в истории перестройки. (Рыжков даже предложил освободить Лигачева от курирования идеологии!). И если, как выразился Яковлев, М. С. не пожалеет Егора Кузьмича, то дата войдет в анналы).

Были у меня сегодня и другие соприкосновения с М. С.

Менгисту вопит о помощи, эритрейцы разгромили его войска… И спасайте! SOS полетело в Москву, в Гавану, в Берлин: давайте срочно оружия, денег, транспорт, снабжение и т. д.

Язов, Маслюков, Добрынин — тут как тут. По традиции — записку и проект постановления: 10 АН-12, 40 танков, пушки, пулеметы, ракеты.

Я пишу на проекте: Михаил Сергеевич, Вы же сами и на ПБ, и публично начали настраивать всех на политические решения. А тут опять с ходу рутинный ответ: больше оружия и немедленно. Ничего оно не изменит, а самой этой «помощью» мы толкаем Менгисту на безнадежное дело — «решать» все военной силой. Вместо того, чтоб намекнуть, что надо извлекать уроки…

Через пару часов мне сообщили, что он эту мою записочку отколол и подписал постановление…

В 17 часов было ПБ по Афганистану… В конце речь зашла об Эфиопии. М. С. поднял Ахромеева. И тот нарисовал катастрофически безнадежную картину политики Менгисту добиться военной победы. 14 лет он воюет за Эритрею, а дела все хуже и хуже. А мы проводим в Эфиопии «его негодную политику», вместо того, чтоб проводить свою. Во время этой «речи» М. С. зыркал на меня: вот, мол, сидит помощничек и злорадствует.

Афганистан. Шульц прислал письмо Шеварнадзе. Готовы подписать в Женеве, если будет обойден вопрос о продолжении военной помощи муджахеддинам. (Откровенно: зачем вообще затевали бодягу по этому вопросу — ведь никакое соглашение не в состоянии предотвратить эту «помощь»).

Политбюро должно было решить — подписываем мы в Женеве или нет. М. С. взвесил все за и против. «За» явно превышают: уходить мы все равно решили, в условиях подписанного соглашения это сделать легче, достойнее. Главное: ребята продолжают гибнуть. А мы что — полигон для испытания своего оружия что ли решили сохранить там? И где: слово и дело! Еще одно завоевание в пользу реальности нового мышления. И бремя — 6 млрд. в год (из 20 млрд. прибавки к национальному доходу!).

Опросил всех членов ПБ поименно. Все за. Ахромеев у карты доложил план вывода войск. В любом случае, будет соглашение подписано или нет — начинаем выводить 15 мая.

3 апреля 1988 г.

100 000 молодежи на Арбате. Но вне ли они политики? Пользуются перестройкой. Но готовы ли встать за нее? Понимают ли смысл Горбачева? Ценят ли? Знают ли, что это «один крючок», на котором пока висит их свобода?!

Ходил к своей школе. Щемит. Москва очень неопрятная, везде ямы, грязь, помойки, дороги разрушены. Дома — во многих местах, как в Сталинграде — 42-ого. Боже! Сколько денег и — руки приложить — куда ни кинь. На каждом шагу.

Звонил Арбатов. Откуда-то знает, что ПБ заседало по статье в «Советской России».

10 апреля 1988 г.

С 6 по 8 — в Ташкенте. М. С. вызвал меня накануне: едем. Все переменилось. Надо поддержать Наджиба. И… кончать с этим делом… Через два дня, в выступлении в ЦК Узбекистана, он произнес слово «беда»: это, мол, самое мягкое определение, какое можно дать. Но в опубликованный текст не попала эта фраза — вычеркнул.

В самолете туда, когда вдвоем обдумывали, что говорить Наджибу, он правил подготовленный мною наспех материал… Вдруг заговорил об истории с «Советской Россией».

Знаешь, говорит, перед Югославией увидел эту статью (Нины Андреевой) и сунул в ящик, куда обычно кладу на «потом». А приехал, прочел внимательно, да уже и разговоры пошли — понял… Но еще «не созрел», чтоб поставить вопрос в Политбюро. Л потом, за чаем (в перерыве съезда колхозников) — зашел разговор. Затеял Воротников… Тут я понял, что оставлять нельзя: «Если для вас это эталон, тогда давайте объяснимся»… По реакции он увидел, что я многое знаю. Запнулся. Я говорю:

Михаил Сергеевич, мне кажется иногда, что ваши коллеги не понимают, что вы хотите, не читают внимательно, что вы говорите и пишите… или не могут понять сути.

Понимаешь,… потолок! (и показал рукой). Такой потолок… Я не думаю, что здесь умысел, фракционность, принципиальное несогласие… Потолок. И это тоже плохо…

Поселили нас в одном из рашидовских особняков. Вечером в предбаннике столовой сидели: он, Шеварнадзе, Крючков (заместитель Чебрикова по внешней разведке), Лущиков (помощник М. С.) и «доводили» совместное советско-афганское заявление, чтоб загодя послать его Наджибу (который остановился в городе).

Ужинали. Был шутливый эпизод. Крючков: напрасно мы в Заявлении Кордовеса упомянули, — прохвост.

М. С: Почему прохвост, данных тебе не выдает? (Все хохочут).

Крючков: Не выдает!

Шеварнадзе: А почему, как ты думаешь?

Крючков: Зарплату хорошую платят. (Хохот).