Совок-10

— Извините, Корнеев, но вы редкостный наглец! — вздёрнул подбородок заведующий отделом административных органов обкома КПСС, — Это настолько возмутительно, что я даже не стану передавать Первому твоё наглое требование! — в своей неконтролируемой запальчивости Завьялов снова перешел в общении со мной на «ты».

— Ваше право, Александр Сергеевич! — уважительно согласился я с засланцем в ИВС от обкома КПСС, — Но в таком случае, я тоже поступлю искренне и бескомпромиссно! В строгом соответствии со своим революционным правосознанием! Как только в область явятся москвичи, я сразу же открою им душу! Всю и без утайки! — не повышая голоса, пообещал я ему. — Про все ваши художества, которые помимо прочего, закончились смертоубийством и членовредительством двух граждан. И про то, как вы, покрывая тяжкие преступления второго секретаря Матыцина, на меня уголовников натравили! Вы меня извините, Александр Петрович, но будучи видным партийным деятелем, вы в своих преступных деяниях уподобились головорезам сицилийской мафии! Чтобы уничтожить честного и принципиального следователя-комсомольца, вы сначала по надуманным основаниям помещаете его в тюрьму, а потом подсылаете к нему уголовников! Каково об этом будет узнать товарищам в ЦК?

— Вам никто не поверит! — забыв про режим тишины, диким голосом возопил товарищ из обкома, — Никто и никогда в этот бред не поверит! Запомните раз и навсегда, Корнеев, здесь вам не Сицилия!

— Мне, может быть, и не поверят, спорить с вами я не буду, — равнодушно пожал я помятыми тюремщиками плечами, — А вот народная молва, она бессмертна и ей, в отличие от милицейского лейтенанта, уж точно поверят!

— Какая еще молва⁈ — слегка притихший завотделом сузил в мою сторону глаза, — Вы

о чем?

— Я о том, дорогой товарищ Завьялов, что совсем недавно и практически на ваших глазах, произошло далеко не ординарное в этих стенах событие, — обведя глазами кабинет, как малолетнему недоумку начал я давать пояснения рафинированному партийцу, — В камере изолятора временного содержания, по сути, в месте лишения свободы, один из задержанных «опустил» другого! Я надеюсь, вы успеваете за моей мыслью, Александр Петрович? — с едва заметным сарказмом, но без улыбки осведомился я.

— И, что? — раскусивший моё издевательство Завьялов, бросил на меня злобный взгляд, — То, что вы хам с низменными повадками, я понял задолго до этой безобразной выходки! О вас, Корнеев, давно уже отзываются не в лучших тонах! Ваши же, между прочим, сослуживцы!

— Да? — удивился я, — Ну да бог им судья! Пустое это, Александр Петрович! Наветы завистников! — легкомысленно отмахнулся я, — Моя репутация всегда была хуже, нежели я сам! Не о том вы душу рвёте, товарищ Завьялов! Дело в том, что нассав на голову общепризнанному представителю криминалитета, я спровоцировал неведомые вам тектонические процессы. Вы о них пока еще не подозреваете, но очень скоро и до вас лично начнут доходить поджопники и подзатыльники! С той стороны, откуда вы их не ожидаете, — безмятежно улыбнулся я обкомовцу. — Эту песню не задушишь, не убьёшь! Сарафанное радио и слухи в казематах распространяется, как тифозные вши! А далее они расползаются по тюрьмам, по этапам и по воле. Стремительно и неудержимо! Так-то, дражайший Александр Петрович! Необратимый процесс уже начат, и в моих силах его еще больше расширить и углубить! Кстати, то пикантное обстоятельство, что всё это произошло в камере, где вместе с действующим офицером милиции содержались два уголовника, только подогреет толки. Особенно, когда в массы просочится, что один из жуликов был убит, а второй жестоко покалечен. Да еще и опущен! И не кем-нибудь, а идейным милицейским комсомольцем! Как вам такой кунштюк, дражайший Александр Петрович? И я-то ведь тоже молчать не собираюсь! Со всей принципиальностью и красноречием понесу в массы этот занимательный сюжет! Уж вы мне поверьте, товарищ заместитель заведующего отделом обкома КПСС! Уверяю вас, вы станете самым известным партработником текущей советской действительности! Вместе с Первым секретарём, который сразу же всё свалит на вас! Вы улавливаете мою мысль, Александр Петрович? Вы же не сомневаетесь, что вместе с вами он тонуть не захочет? Для того он и давал указания вам без посредников. А вы, наверное, по простоте своей, расценили это, как проявление доверительных отношений?

С каждой фразой моего длинного и занудного монолога замзав обкома серел, и потел. И сникал всё больше, и больше. Жалко мне его не было, но созерцать эту картину было неприятно. И времени тоже уже не оставалось.

— Александр Петрович! Эй! — пощелкал я пальцами перед его, смотрящими сквозь меня, глазами, — Проснитесь, Завьялов! — вынужден был повысить я голос на ум, честь и совесть нашей эпохи, — Соберитесь! На самом деле, всё не настолько смертельно!