Совок-10

— Что вы имеете в виду? — обкомовский товарищ опять проникся ко мне уважением и стал обращаться на «вы», — Я вас не понимаю, Корнеев! Вы же только что говорили про все эти безобразные последствия! — теперь лицо Завьялова было плаксивым и обрюзгшим. И он по-настоящему был растерян.

— Последствий не избежать, Александр Петрович, тут вы правы, — мягким и успокаивающим голосом принялся я возвращать к жизни мерзавца, — Но вовсе не факт, что они станут для вас фатальными! Если вы убедите Первого секретаря в целесообразности выполнить моё скромное пожелание, то и я в свою очередь постараюсь вам помочь. Во всяком случае, нагнетать вокруг вас духоту я не стану! Это я обещаю вам твёрдо! — тихо, но с торжественным выражением лица, пообещал я Завьялову.

У обкомовца хватило ума и остатков достоинства, не суетиться и не требовать каких-то гарантий. Он не меньше минуты что-то выглядывал у меня на лице и в глазах.

— Хорошо. Я попытаюсь! — отведя глаза в сторону, тихо проговорил он, — Но зачем вам это нужно? Меня об этом обязательно спросят.

— Всё просто, Александр Петрович! Всё предельно просто! — повеселел и я, — Мне гарантии нужны! Гарантии, которые выше здешнего областного уровня. Чтобы потом, когда пройдёт волна и всё уляжется, мне опять не устроили непреодолимые трудности. По вновь открывшимся обстоятельствам, так сказать!

Товарищ Завьялов молча осмысливал и переваривал сказанное мною. А у меня прорезался аппетит на желания.

— Александр Петрович, еще одна просьба! — я постарался являть своей физиономией жизнерадостность.

Мужик метнул в меня испуганный взгляд.

— Машину свою служебную на полчасика не одолжите? — еще шире улыбнулся я, — А то вашими стараниями у меня ни денег, ни документов! А домой хочется попасть побыстрее!

Глава 19

На волю из застенков меня вывел помощник дежурного по ИВС. Перешагнув порог, я невольно зажмурился. В глаза светило тёплое солнышко уходящего августа, а вспыхнувший мир был полон красок.

На площадке перед унылым зданием изолятора стояли несколько разномастных автомашин. От желто-синего милицейского УАЗа, до самой черной и элегантной, как концертный рояль, «Волги». Серия на её номере была далеко не из простых. И цифры, следовавшие за двумя туалетными нулями, ограничивались весьма достойным невеликим числом. Всего лишь двойка и шестёрка были выбиты на жестяной табличке. А на крыше авто я заметил никелированную антенну радиотелефона. Теперь я уже совсем не сомневался в истинном статусе Александра Петровича. Особенно с учетом наличия в его служебной машине номенклатурного «Алтая». В совокупности с невеликим порядковым номером партийной колесницы, это означало, что данному товарищу много чего дано в этой реальности. И, соответственно, так же было чего терять в его руководящей и направляющей жизни.

Рядом с его обкомовской «Волгой» стояли еще две. Одна из которых тоже была похожего антрацитного оттенка. Но номера на этих двух аналогах были попроще и серии были иные.

По старой арестантской традиции, а вернее, по бандитскому суеверию, оглядываться на выплюнувшее меня узилище я не стал. По хорошему, дабы соблюсти каноны, следовало бы попросить провожавшего меня сержанта о небольшой услуге. Отвесить мне лёгкого символического пенделя при выходе за железную дверь в свободное пространство. Но справившись с пережитками в собственном сознании, от излишнего эпатажа я удержался. Меня почему-то не покидала уверенность, что и без соблюдения данной традиции, в данном заведении надолго запомнят лейтенанта Корнеева.

Мешкать я не стал, сразу же направившись к черной персоналке Завьялова.

Надо сказать, что заместитель завотделом адморганов не сразу пошел мне навстречу. Сначала, в ответ на мою просьбу он недовольно поморщился. Однако, быстро взял себя в руки и далее уже кобениться не стал. Подняв трубку с телефонного аппарата, он набрал какой-то номер и попросил диспетчера соединить его с трёхзначным «Алтаем». Затем дал указание какому-то Михаилу отвезти Сергея Егоровича Корнеева, куда он, то есть я, укажет. На том мы и попрощались. Оговорив завтрашний созвон по поводу ответа на моё скромное пожелание. Потому как дальнейшей своей жизни без вожделенного ордена я уже не представлял. Мне нужна была индульгенция самой высшей пробы. Союзной величины и государственного масштаба. Подписанная самим товарищем Георгадзе.

Молитвами товарища Завьялова до дома я добрался быстро и с комфортом. Как нормальный советский барин. Оскверняя задний диван обкомовской «Волги» пропахшими тюрьмой джинсами.

Ключей, как впрочем, документов и денег, у меня с собой не было. Всё это у меня еще вчера изъял Асташкин. И не вернул при освобождении, как это полагается по закону. Поэтому пришлось звонить в дверь и на общих основаниях терпеливо ждать, когда откроют.

Паны дома не оказалось, а Лизавета, как ей и было строго наказано, сначала долго смотрела в глазок. И только убедившись, что за дверью стою я, с визгом впустила меня в квартиру. Все её попытки броситься мне на шею, я безжалостно пресёк. Исходя из чисто гигиенических соображений.