Народ на секунду заморозился и, в так называемой приёмной образовалась могильная тишина. Даже беспардонная Антонина замерла и, перестав изображать Наташу Гончарову, простодушно выпучила глаза на свою старшую коллегу. Проявившую несвойственную ей добросердечность к процессуально-независимому челядину следственного отделения.
Поблагодарив античную женщину, неожиданно искупавшую меня в своей приязни, я открыл дверь в начальственный кабинет и смело шагнул вперёд. Данилин, будучи в глубокой задумчивости, разминал сигарету.
— Ага, ну вот и наш орденоносец явился! — в ответ на моё уставное приветствие, с неискренней улыбкой изобразил свою радость Алексей Константинович. — Да ты проходи, Корнеев, проходи, чего встал⁈
Глава 14
Странное по формулировке приглашение отделенного командира было высказано без какой-либо интимности. Ничуть не таясь и в полный голос. И хер бы с ним, но подпирающий со спины народ к такому информационному выверту со стороны начальства готов не был. В затылок мне послышались стихийные и потому искренние вздохи, выдохи, и прочие восклицания. Неконтролируемые и, как мне показалось, не все они были позитивного свойства. А еще мне очень захотелось понять, что же такое побудило Алексея Константиновича прилюдно продекларировать данную эскападу. Ну не мог же он всё это просто так выдумать в своей начальственной и потому до бескрайности умной голове. Да еще без посыла вышестоящих бояр от МВД и родной партии! Откуда бы ему знать без веяний сверху про мои дерзновенные амбиции относительно ордена? Которые я без стеснения и в форме ультиматума озвучил угнетающей верхушке областной парторганизации.
Однако, разум контуженного ветерана подковёрных игр в моём спинном мозгу включился вовремя! И на спонтанно проявленную Данилиным провокацию я ничем не отреагировал. Во всяком случае, зримо.
А тем временем, ропот и брожение из-за спины нарастали всё сильнее, и явственней.
Я принципиально не обращал внимания на зудящую эрекцию личного состава. Равно, как и на пока еще непонятый мною взгляд главного из всех присутствующих здесь майоров. Вместо этого я с невозмутимой смиренностью проследовал к своему стулу. На котором разместился с видом задумавшегося глубоко порядочного человека. Которого пока еще пускают не только в приличные дома, но и в некоторые начальственные кабинеты.
И да, меня несколько удивило еще одно обстоятельство. А именно то, что доселе строгий Данилин, прежде не терпевший пустословия подчинённых в своём кабинете, сейчас молчал. Ныне он своего внимания на праздный бубнёж следаков почему-то не обращал.
— Изволь объясниться, Корнеев, к какому такому подвигу ты вдруг причастным оказался? — прекратив нервно тискать пальцами «родопину», начал её прикуривать майор. — Это с какого вдруг перепугу мне из области на тебя пальцем указали? И велели, чтобы я инициативу проявил по представлению тебя к ордену? Это как понимать, лейтенант⁈ Не к «Отличнику советской милиции», а к ордену, блядь!! — сорвался Данилин на фальцет, не выдержав казуса космического масштаба в священном ритуале раздачи слонов.
Я снова, и теперь уже почти привычно,удивился несвойственной Алексею Константиновичу необычайности. И это, еще мягко говоря! Ранее, все вопросы деликатного характера он неизменно задавал без свидетелей. Во всяком случае, так у него было со мной. Всегда так было! А тут он вдруг настолько распоясался, что, наплевал на основополагающие принципы окормления служивой паствы. И пох#истично забил на всё. На все писаные и не писаные правила для любого милицейского начальника. В том числе забил и на проявленную им сверхпубличность текущего момента. В результате, без малого пятнадцать любопытных рыл следственной масти алчно жаждали новой крамолы и иных непотребных зрелищ. И затаив дыхание, впитывали происходящее, не пропуская мимо ушей ни одного грана скандальозной инфы.
Ситуация усложнялась тем, что все находящиеся в помещении, были профессионалами. И потому процессуально независимый народ на вопиющую промашку Акеллы отреагировал моментально, и единообразно. Он, этот во многом искушенный народ, мигом заткнулся и, дико выпучив зерцала, погрузился в арктическое безмолвие. Ранее такой стерильной тишины в этом кабинете я не наблюдал ни разу. Я даже услышал волнительное поскрипывание перегруженного стула под толстой и, безусловно, заслуженной жопой старшего следователя Шичко. Которую мне совсем недавно так и не удалось сфаловать на халявный сочинский песок ведомственного санатория. Или же я опять что-то путаю…?
— Чего молчишь, лейтенант, я вопрос тебе задал! — одной затяжкой втянув в себя половину болгарской сигареты, продолжил дознание Данилин, — Я тебя об одном только прошу, ты дурака, пожалуйста, сейчас не включай и на секретность не ссылайся! Давай, смелее, Корнеев! Ты не стесняйся, ты валяй, хвались своими заслугами! А мы тут все за тебя дружно порадуемся. Всем нашим подразделением! Ведь порадуемся же, а, товарищи офицеры?