Совок 2

— Жаль, что не проникли, надо было посильнее ударить, — машинально произнес я, то, что и думал, но чего не следовало произносить при девушке.

— Сергей, что такое ты говоришь! Как ты можешь?! — удивленно, а потом с надеждой, стала высматривать в моих глазах признаки неудачной шутки Полина, — Ты ведь это несерьезно?

— Серьезно! — холодно посмотрел я в глаза слишком доброй дурочки, которая искренне полагает, что жизни достойна любая тварь, рожденная в этом мире и по какому-то недоразумению, числящаяся в категории людей.

— Этих уродов было трое. Двое из них уже судимые, — раздельно и внятно выговаривая каждое слово, пояснял я ей свою садистскую бесчеловечность, — Меня ударили сзади по голове. И нам с тобой просто повезло, что ударили меня кулаком, а не железкой. Если бы ударили железкой, то я бы умер или замерз часа через два. А что бы они сделали с тобой, ты и без моих объяснений знаешь.

Даже в вечерних сумерках было заметно, как густо покраснела дочь транспортного милиционера. Закусив губу, она отвернулась. Пылкий гуманизм и человеколюбие на время покинуло сознание барышни. Но, думаю, что ненадолго. А может быть, это не так уж и плохо. Добрая Полина мне нравилась больше, чем ее злая сестрица Нюрка Злочевская.

— Ты обещал теплое место и пирожок! — дергала меня за рукав еще совсем недавно возмущенная моей жестокостью мадемуазель Дорохова. Она снова улыбалась мне. Тряхнув головой, я очнулся.

Потом начал вспоминать, где здесь поблизости находится хоть какая-то точка общепита. До ближайшего кафе «Звездное» надо было ехать на трамвае остановок пять. В шаговой доступности была только крошечная пельменная. На четыре или пять столиков, за которыми люди едят стоя. Единственным, но решающим плюсом этого заведения были чебуреки, которые там подавали. Эти чебуреки, не в пример пельменям, были почти настоящими. То есть, в меру прожаренные и с правильной пропорцией лука к мясу. Но больше всего меня каждый раз удивляло, что масло, в котором их жарили не было позавчерашним. Стоили они дороже порции пельменей, однако даже при воспоминании о них у меня каждый раз неизменно начиналось слюноотделение. Как у собаки Павлова.

— Пошли, добрая душа, угощу тебя настоящими чебуреками! — взяв холодную ладошку девушки в свою руку, я потащил ее за собой. — Ты не пугайся, это, конечно, не «Астория», но зато в той «Астории» тебе таких чебуреков не подадут!

Нам повезло, два столика в полуподвальном помещении пельменной оказались свободными. Внутри было тепло и пахло совсем не как в заведении советского общепита. Из кухни доносились запахи жареного лука и мяса. И, самое главное, они не перемешивались с ароматами хлорки или лизола.

— Снимай свое пальтишко! — велел я девушке и сам тоже начал стягивать с себя куртку. — Чебуреки здесь правильные, а я сомневаюсь, что ты их умеешь есть, — пояснил я свою команду, — А раз не умеешь, то обязательно обляпаешься! Снимай, снимай! И не бойся, я приличную девушку плохому не научу!

— А неприличную? — с дерзким прищуром уточнила Полина и, поймав мой удивленный взгляд, начала расстегивать пуговицы на пальто.

— С неприличными я не дружу по религиозным соображениям, — забыв о суровой действительности нес я еретическую по местным меркам пургу.

Приняв из рук оторопевшей комсомолки ее пальто, я повесил его за петельку на крючок под круглой столешницей поверх уже висевшего своего. Дав команду сторожить столик и висящие под ним наши одежки, я направился к прилавку за вожделенными чебуреками. В очереди передо мной стояла стайка студентов. Три парня и две девушки. Скорее всего они были из медицинского института, чья общага была неподалеку и располагалась которая в здании, где при кровавом царизме была тюрьма. Камеры, сняв с их окон решки, назвали комнатами и будущие эскулапы, ничуть не комплексуя, проводили в них лучшие годы своей жизни.

Ожидая своей очереди, я время от времени весело перемигивался с Полиной и глазел по сторонам. Интерьер заведения не впечатлял. Все было предельно скромно и без каких-либо дизайнерских изысков. Апофеозом и изюминкой зала были полка с покрашенным бронзовой краской бюстом Ленина и висящие по бокам два бархатных вымпела с золотистой бахромой. Почти под этой полкой, чуть подавшись к проголодавшемуся народу, за кассовым аппаратом сидела дама постбальзаковского возраста со следами былой красоты на упитанном лице.

И тут в голову прилетело. Не труба и не кулак. На этот раз судьба ко мне была благосклонней, чем обычно. Прилетела мысль! Принимая на поднос через окно от подавальщицы две тарелки с пышущими жаром чебуреками и стаканы с чаем, и уже окончательно понимая, что я гений, я задрал голову на забронзовевшего Ильича. Расплатившись и направляясь к нашему с Полиной столику, я уже знал, как будет вывозиться шлиховое золото не к ночи упомянутого Хасаныча, на землю обетованную. Дедовского золотишка хватит на любое лечение! А там еще брошки, колечки, камешки…