Совок-3

Было заметно, что видный партиец постепенно начинает просекать происходящее и уже надеется вернуть себе контроль над ситуацией.

Вроде бы непредсказуемый дебил-беспредельщик Корнеев проявился с земными, пусть и запредельно алчными желаниями. Но зато он становился хоть в чем-то понятным. Забрезжил свет выхода из бездны.

Я повернулся к Копылову, он уже пришел в себя и вольготно развалился на юлькином стуле.

– Теперь ты, Евгений Геннадьич! В качестве отступных, ты можешь мне предложить свой ВАЗ 2106. Тот самый, который белого цвета и с госномером 63–01 КША. И, знаешь, я, пожалуй, пойду тебе навстречу и не стану отказываться. Но только в том случае, если ты к нему добавишь еще пять тысяч рублей. Сам понимаешь, я хоть и сирота, но парень молодой, и до девок по молодости своих лет шибко охочий, мне деньги нужны.

Я старался как можно доброжелательнее смотреть в глаза, опять начинающего багроветь Копылова. Этот гад слишком быстро менял цвет.

– А ты, сученыш, не охренел?! – было видно, что лучший представитель партии рабочих и крестьян стремительно теряет над собой контроль. Он подался всей тушей вперед через стол и потянулся руками в сторону моего лица. Или шеи.

Вот поэтому я и назначил им встречу в здании РОВД. И сам расположился от них через два стола. Почти два метра жизненного пространства мне были сейчас очень кстати.

Я даже на полном серьезе раздумывал, а не взять ли в оружейке свой ПМ для острастки потенциальным скандалистам. Потом отказался от этой мысли. Не Чикаго. Какой никакой, а СССР. Где так вольно дышит человек…

Не зря говорили, что в молодости Герасин был неплохим опером. Вот и сейчас он оценил ситуацию быстрее всех и, не особо миндальничая, вскочив со стула, зафиксировал Копылова мордой в юлькин стол. Заломив ему руку за спину. А я, быстренько подхватив со своего стола «Акай», убрал его от греха в угол, под столик с пишущей машинкой. За себя я почему-то не испугался. Оставшись на ногах я с интересом рассматривал скандалиста.

– Отпусти, – прохрипел приходящий в разум бригадир оппонентов.

Наверное, он осознал, что последует за свалкой в моем кабинете, если на шум сбежится дежурная смена и задержавшиеся на службе сотрудники. Необратимые процессы никому из них были не нужны. Как и мне. Видя, что партийный дебошир приходит в себя, я опустился на стул.

Герасин отпустил Евгения Геннадьевича, но возвращаться на свое место не спешил. Видимо, хотел удостовериться в дальнейшей адекватности своего буйного предводителя. Тот, отдуваясь и прожигая меня взглядом, сполз на стул.

– Воды? – предложил я Копылову и привстав, потянулся к подоконнику, где на стеклянном подносе стоял графин и пара мухинских стаканов.

– Да пошел ты на х#й! – вызверился мне в ответ ум, честь и совесть этой эпохи.

Я качнулся назад и, пожав плечами, вознамерился опустить свое седалище.

– Дай! – продемонстрировав непоследовательность и отсутствие какой-либо логики, протянул пухлую и заметно дрожащую пятерню Копылов.

Налив в стакан воды, я, перегнувшись через два стола, вложил его в протянутую руку. При этом совсем, не будучи уверенным, что он тотчас не прилетит мне обратно в голову. Ну да, кто не рискует, тот не болеет триппером…

– Ты, Петр Захарович, мне руки крутишь, а ведь этот подонок сейчас и тебя раздевать будет! – не поворачивая головы к Герасину, с какой-то детской обидой просипел партиец, прерываясь на жадные глотки из стакана.

Герасин вскинул на меня взгляд. Чего в нем было больше, обреченности или ненависти я не понял. Но добра мне эти свинцовые глаза точно не сулили.

– Конечно, буду, Евгений Геннадьевич. По грехам всем вам и муки!

Теперь уже я повернулся к подполковнику. Уж, если он сорвется, будет худо.

– Петр Захарович, лично ты мне полностью погасишь нанесенный тобой моральный вред и компенсируешь физические страдания, если отпишешь в мою пользу свою дачу. Ту самую, с которой ты тогда приехал меня по стойке «смирно» ставить. Помнишь, когда у меня голова была разбита и бока помяты? И пусть эта дача будет в комплекте с теми же пятью тысячами рублей! – Герасин играл желваками, но молчал, нервы у коллеги оказались покрепче.

– И, это еще, ты, Петр Захарович, телефонную связь там не снимай, телефон мне будет нужен, – я старался говорить не обидно, но все равно понимал, что мои слова прозвучали как издевательство.

По всем правилам переговоров подобного рода, встречу высоких договаривающихся сторон пора было сворачивать и расходиться. В таких игрищах главное, не переборщить с длительностью сеанса.

– Вот, что, товарищи, – обратился я к присутствующим, – Вы подумайте до завтра над моим деловым предложением. Если до семнадцати часов от вас не последует положительного ответа, я поступлю в соответствии со своим комсомольским правосознанием.

Я равнодушно оглядел присутствующих.

Сделав паузу, произнес уже самое важное, то, что меня беспокоило всерьез.