«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том I. СССР до 1953 года

Это было при Постышеве, т. е. в 37-ом, когда он в Куйбышеве возглавлял Обком, и рьяно взялся искать среди служащих врагов, т. к. любой не пролетарий подозрителен. В 38ом Постышев сам попал в руки Ежова, и в 39-ом его расстреляли, а в 40-ом расстреляли и Ежова.

Голенков А. Н. сообщает, что с 1921 по 1954 год всеми видами судов были приговорены к расстрелу 642 980 человек. По данным комиссии, возглавляемой А. Н. Яковлевым (бывшего главного идеолога коммунизма, перевернувшегося в главного антикоммуниста и антисталиниста) с 21-го по первую половину 53 года, было расстреляно 799 455 человек. В 92 году была озвучена цифра 842 995 расстрелянных за все годы Советской власти. В их числе были действительно активные враги этой власти и настоящие уголовные бандиты, но, к сожалению, и совершенно невиновные, но осужденные по политическим статьям.

Это, конечно, далеко не «миллионы размазанных по бетону расстрельных камер», как фантазируют и врут нам журналисты, политологи и политики – ненавистники истории российского народа. Зачем? Разве 642 980 это не страшная трагедия (?), это в среднем каждые сутки 50 человек приговаривались к расстрелу.

Чтобы представить, как это тогда ощущали обыватели, сравните со своими теперешними ощущениями того, что сейчас в России на дорогах каждый день гибнет более 50 человек (70), а в печати сообщается о гибели женщины с ребенком – т. е. да, гибнут, ну, «так это же дорога». Как сейчас, так и тогда трагедию ощущали родственники и знакомые погибших. Мы знали о расстрелах именитых – Бухарина, Рыкова и десятках прочих, такого же ранга, «так это же главари шпионов и предателей», а о сотнях безымянных директоров, бухгалтеров, секретарей парткомов знали только их родные и сослуживцы, и то, не обо всех.

Расстреливали, конечно, не регулярно по 50 человек в день – когда сотня, а когда и не одного. Французский историк Николя Верт говорит (Самарская газета №5449), что он «нашел сведения о 750 тысячах» расстрелянных «только с августа 1937 года по ноябрь 1938 года». Не могу поверить своим глазам, но и проверить не могу. Это был «Большой террор», т. е. остальная сотня тысяч разбросалась по остальным годам – до самой смерти крутил Сталин эту безумную мясорубку.

Я не могу отнести год Большого террора как принадлежащий Великому эксперименту, нет, это было попрание самой идеи Великого эксперимента.

Информация о расстрелах была обдумана, и четко дозирована так, чтобы у трудящихся не возникло чувство страха из-за массовости расстрелов, но создалось впечатление о необходимой бдительности из-за большого числа внутренних врагов, шпионов и диверсантов даже в своем трудовом коллективе.

Все же, среди умудренных жизнью людей пожилых, частые периодические сообщения о расстрелах десяти или двадцати врагов народа, создавали атмосферу террора, так что их сковывал страх. А городская молодежь жила в атмосфере успехов по индустриализации страны – для неё 10, 20, расстрелянных врагов народа, реально отражали борьбу с внутренним и внешним врагом. Разное у людей было восприятие Большого террора. Да, народ не знал о сотнях тысяч, о десятках тысяч, не знал даже о тысячах расстрелянных, Но, что за анекдоты и шуточки могут посадить любого, это тогда знали все. Мало осталось свидетелей той эпохи – я пишу, вспоминая свои впечатления и впечатления от разговоров моих родных и взрослых нашего двора.

До самой своей кончины Сталин вел гражданскую войну (Ленинградское дело, дело врачей), гражданский мир наступил только после 53 года, и продолжался до 1993 года.

Думаю, Сталин опасался, что, уничтожая равносильных ему оппонентов (Каменев, Зиновьев, Бухарин, Рыков), он порождает в оставшихся мысли о том, как бы это прекратить. Упреждая опасность, он расстреливал тех, кто по своему положению в армии, в народном хозяйстве и в политическом руководстве имели организационные возможности сформировать сопротивление, и тех, кто способен был оказать им поддержку. Чтобы задавить эти мысли страхом, он расширял террор и сформулировал закон обострения классовой борьбы по мере строительства коммунизма. Началась цепная реакция: потенциальные жертвы задумывались о возможностях прекращения репрессий, а Сталин возможных (?) мыслителей ставил к стенке. Эта цепная реакция к началу войны оставила армию без руководства. Никто из них не был врагом советской власти. С началом войны некоторых из них с каторги привезли, и они стали командовать армиями и фронтами

Возвращение их к руководству армией, доказывает, что сам Сталин не считал их врагами страны, но он не был уверен в их безусловной личной преданности ему лично. Они были специалистами, а специалисты нужны любому политическому руководству.