«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том III. СССР после 1988 года

В уютных кабинетах появились радетели, которые стали радеть об их судьбе и превратили их в беженцев, превратили их во вдов, в матерей, потерявших сыновей, превратили их в груды трупов. Но, ни один волос не упал с головы этих радетелей – человеконенавистников, и они призывают к борьбе «до конца».

Мне до глубины души жалко тех родителей, чьи сыновья взяли в руки оружие, думая, что они защищают интересы своего народа, чтобы защищать «интересы» тех, кто сидит в уютных кабинетах, и кому наплевать на народ

Пылкие юноши уверены в своей правоте, ослепленные своей верой они сами идут на смерть и сеют смерть вокруг себя, а несчастные родители надевают траурные одежды…»

Не могли газеты опубликовать поношения властей.

В печати появились сведения, что при некоторых условиях для прекращения резни могли бы встретиться Первосвященники Азербайджана и Армении. Обратился я и к ним:

«Отбросьте всякие условия, каждый день промедления это для десятков тысяч людей день жизни в страхе, смятении и изгнании….

Мне хочется сказать: «Возьмитесь за руки, пойдите по снегам, покрывающим землю, заселенную Вашей страждущей паствой, босиком и успокойте их души Вашим пастырским словом». Я понимаю, что это невозможно – сил телесных не хватит, но велика ваша духовная сила!

Оградите свою паству от скверны насилия, которую посеяли в их душах силы, народу враждебные…

Помножьте и сложите Ваши силы, чтобы привить им иммунитет к словам и речам богопротивным, подстрекающим к национальной вражде и насилию.

Ваша сила в Вере, Ваше оружие Слово, Вашей помощи, вашего Слова ждут и мусульмане, и христиане и атеисты.

Помогите им».

Не помогли.

Видел я на какой-то выставке в Риге изваяние, изображающее пса, четырьмя лапами вцепившегося в человека и устремившего в его чрево свою пасть. Называлась эта скульптура «Сумгаит». Кто разбудил в человеке бешеного пса? Кто? Кто? Я бы назвал эту скульптуру «Карабах». Или, как компромисс «Карабах – Сумгаит».

В хороших, симпатичных парнях, армянах и азербайджанцах те, кто сидит в уютных кабинетах, убили души человеческие, и эти хорошие, симпатичные парни армяне и азербайджанцы – превратились в зверей и вцепились друг в друга, а ведь до этого они жили вместе, и им было хорошо. Никто не заставлял их жить вместе.

Открытая рана не зарастает, даже швы не наложили, только придавили, чтобы кровь не хлестала, но в любое время может развиться гангрена, которая вызовет ампутации многих жизней человеческих.

Таня и Егор по-холостяцки безбедно живут

Летом 89-го Рита тоже ушла на пенсию.

Пенсии у нас были максимальные – по 132р. еще зарплата на турбазе, Егор и Таня работали, так что, несмотря на продолжающуюся разруху и то, что мясо стало стоить на базаре 12р. и конина по стоимости сравнялась с говядиной (видать не одни мы такие хитрые), жили – «не тужили». На рынке покупали только мясо. Овощи и картошка из погреба, остальное в магазине, то ли в очередь по талонам (колбаса, сливочное масло, жиры, сахар, карамель, водка, спички), то ли в очереди еще без талонов (яйца, рыба, сметана, постное масло). Хлеб, макаронные изделия и крупы продавали без талонов и без очередей.

Частное производство, при полном крахе государственного, спасало народ от голода. Прилавки базаров ломились от любого мяса и всего, что выращивалось на просторах всего Союза: мандарины, апельсины, яблоки, груши, виноград, гранаты….

При уходе на пенсию перед нами открылась не ограниченная по времени свобода физических передвижений. Мы могли в любой день сесть в самолет и отправиться в Саратов. Сесть на поезд и отправиться хоть на край Союза.

Могли в любой день, в любую минуту сесть на автомобиль и отправиться хоть в лес, хоть на Волгу, хоть на дачу. В 70-тые годы бензин стоил как газированная вода, потом цены выросли, но все равно были совершенно доступны не только работающим, но и пенсионерам.

Шесть дней между дежурствами позволяли без ограничения ездить к Тане.

Первое время Таня работала в областном управлении и жила в общежитии, а потом работала на нефтебазе в Энгельсе и жила в комнате квартиры, которая считалась общежитием, фактически занимая ее одна. Я там у нее в сарайчике соорудил полки, где можно было хранить овощи, картошку и соления. Овощи и картошку контора для сотрудников закупала на селе централизованно.

В то время областные власти Саратова сумели организовать рынок продовольствия лучше, чем в Самаре.

Какое-то время при визитах к Тане, мясо в Саратове покупали в коммерческом магазине на Ленинском (Московской). Даже намека нет на очередь. На крючьях висят куски туш, передки, окорока, грудинка. Покупатель говорит и показывает, что ему надо, продавец снимает кусок туши с крюка и отрубает то, что покупатель просил. Но Союзному руководству не хватило умения и таланта и государственную торговлю привести в соответствие с рынком.