Нииттюнен согнулся. Управляющий встал на скамью и взгромоздился на спину Нииттюнена, обхватил руками шею и зацепился ногами. Нииттюнен шел, спотыкаясь, по тропинке. Управляющий размахивал руками как крыльями, пытался ударить пятками Нииттюнена в бедро и горланил:
— Но, кляча, сатана, тащи! Чертова кляча! Ты побежишь, или я отдам тебя на бойню, сатана!
Нииттюнен еле-еле держался на ногах, но все-таки донес управляющего до мостков. А тот орал во все горло:
— Давай, кляча! Я не зря плачу деньги, сатана.
Нииттюнен шатался. Тут не только бежать, пройти бы по-твердому. В конце мостков он остановился и нагнулся, пытаясь сбросить управляющего в озеро головой вниз. Но Хилтунен так крепко держался за него, что они оба упали в воду. Прежде чем вынырнуть, управляющий коснулся руками дна. Нииттюнен схватился за мостки и влез на них. В нос управляющему попала вода.
— Чертова кляча, что ты наделал?
— Держись, морда.
Нииттюнен стоял на мостках и смотрел, как бултыхается в воде управляющий. Повернувшись, чтобы уйти, он заметил сидящего на берегу мужчину с удочкой.
— Как клев? — прокричал он.
Рыбак не ответил. Управляющий взобрался на мостки и посмотрел, к кому обратился Нииттюнен. Ему стало не по себе. Что же они натворили?
Когда управляющий подошел к дому, Нииттюнен стоял с вытянутыми по швам руками.
— Отсчитай пятьсот марок да побыстрее.
— Ты — дерьмо. Я ничего тебе не заплачу. Ты сбросил меня в озеро.
— Ах, не заплатишь! Ты же дал слово.
— Чертова кляча, ты ведь мог убить меня.
— Не заплатишь? Это последнее твое слово?
— Да.
Нииттюнен подошел поближе и сильно ударил управляющего в челюсть. Управляющий вздрогнул, покачнулся и рухнул.
Нииттюнен взял управляющего под мышки, оттащил его к кровати и уложил. Расправив ему руки и ноги, он достал из заднего кармана его брюк кошелек и вынул оттуда банковский билет в пятьсот марок. В кошельке оставалось еще много сотенных.
В шкафу он нашел сухую одежду. Надев ее, Нииттюнен бросил мокрую в сумку и ушел. Он заглянул к соседу, к тому, у которого было такси, и договорился, что его отвезут в Хельсинки.
— А Хилтунен остается? — спросил шофер.
— Он перепил, спит теперь, а мне надо ехать. Мужик, который не умеет пить, — дерьмо!
Лайла Хиетамиес
И тогда мне станет грустно…
— Побежали скорей, пока этот сопляк Ааретти не привязался, — сказала Ханна.
— И за что только мне достался такой братец! — вспыхнула Лаура.
И они помчались так, что только босые пятки засверкали.
В ложбине росли маленькие елочки, которые едва-едва доходили девочкам до пояса. И все-таки в них можно было спрятаться, если сесть на землю. Но на всякий случай девочки сделали еще крышу из папортника и долго сидели не шелохнувшись, дожидаясь, пока Ааретти уберется восвояси.
Ханна растянулась на земле и стала смотреть на облака, которые закрывали все небо. Лаура сидела рядом и следила за передвижениями муравья. Занятия в школе наконец-то кончились.
— Вчера к нам опять Самули приходил, вечером, после бани, — неожиданно сказала Ханна.
— Чего ему…
— Сидели в горнице, а когда я туда пришла, то мама схватила меня на руки и посадила к Самули на колени. А я давай упираться, еле вырвалась. Как же я его ненавижу!
Самули доводился Лауре дядей. Они жили в бревенчатом доме на другом краю поля. Лаура посмотрела на Ханну с жалостью.
— Моя мама говорит, что он к твоей матери подбирается. Ведь она теперь солдатская вдова.
Ханна не ответила. Она вспомнила прежние годы, когда она тоже играла в лесу летом. И повсюду были солдаты, солдаты, солдаты… Потом пришел мир и солдаты пропали. И больше не надо было бояться, что придется ехать в эвакуацию. Но мать теперь солдатская вдова. Так ее люди называют.
— Почему она мне ничего не говорит? Я уже не маленькая. Мне скоро десять, как и тебе. А таких больших уже не сажают на колени к чужим мужчинам.
— Ты его боишься? — спросила Лаура.
Ханна сжала губы и задумалась. Она смотрела на свои худые ноги, исцарапанные ветками. Ботинок, которые можно было бы надевать в лес, у нее не было. Руки были тонкие, как прутики, зато пальцы длинные. Кто-то из родственников сказал однажды, что из нее вышел бы отличный музыкант, потому что у нее такие длинные пальцы. Правда, пальцы почти всегда были грязные и подол рваный. Ханна стала разглядывать юбку. Юбка болталась на ней как мешок. Но новой все равно не будет, хоть она и просила.
Ханна взглянула на Лауру. Та была, как говорили люди, кругленькая да светленькая, совсем непохожая на Ханну. У Лауры всегда были красивые платья, ее мать привозила их из города, от двоюродных сестер, ношеные, конечно, но очень красивые. Волосы у Лауры были желтые как солома и пострижены аккуратно, с челочкой. У Ханны же волосы были серые, как пыль на проезжей дороге.
— А почему ты ненавидишь Самули?
Ханна открыла глаза и посмотрела на небо. Оно было по-прежнему в облаках и только кое-где проглядывала синева.