Современная финская новелла

Ханна, конечно же, знала, что у бабушки у самой не было порядочных башмаков. Ханна потихоньку взглянула на бабушкину ногу, мизинец которой был обвязан шерстяной ниткой. Зачем была нужна эта нитка, Ханна не знала. Однажды она спросила у бабушки про нитку, и та ответила: «Чтобы не было бородавок!»

— А что такое бородавки? — спросила тогда Ханна.

Но бабушка только махнула рукой и не стала ничего объяснять.

Ханна вышла во двор. Мать уехала в город на велосипеде. Этот велосипед звали Мийна Синкко. Ханна тоже пробовала на нем ездить, и однажды ей почти удалось удержаться. Но Самули был тут как тут: стоял у сарая и смеялся над ней. С тех пор Ханна стала осторожнее и училась ездить на Мийне Синкко только в одиночестве. Чтобы Самули не видел!

Бабушка тоже вышла во двор, чтобы выплеснуть из ведра помои под розовый куст. «Наверное, потому куст и растет плохо, что его всегда помоями поливают», — подумала Ханна.

— Не лей туда помои, — закричала она.

Бабушка изумленно посмотрела на девочку.

— Почему это вдруг? Всю жизнь сюда выливаем.

— Вот именно поэтому… именно поэтому… розы не растут.

Бабушка пожала плечами и вернулась в дом. Ханна осталась сидеть в объятьях берез и занялась игрой. Это Ханна так представляла, что березы ее обнимают: между стволов оставалось такое небольшое пространство, что Ханна только-только туда умещалась. Там у нее были игрушки: старая-престарая посудина, в которой когда-то жарили кофейные зерна, колыбель для куклы и несколько разбитых чашек. Когда они с Лаурой хотели поиграть, как следует, они складывали все эти вещи в корзину и уносили к себе в ложбину. Закончив игру, они тащили все игрушки назад и расставляли по местам среди берез, чтобы они были всегда под рукой, как только понадобятся. А нужны они были часто, потому что Ханна была единственным ребенком в семье и мама с бабушкой оберегали ее от работы по дому.

— Давай я буду хлеб печь, — клянчила Ханна у матери. — Давай полы вымою… Давай я пойду топить баню, я умею.

Но мать всегда отвечала: «Что ты, доченька, не надо… Ты еще такая маленькая».

Это сердило Ханну. Это она-то маленькая — она, которая осенью пойдет в школу и должна будет жить всю зиму в интернате одна, как ей заблагорассудится.

Бабушка снова вышла во двор и направилась к бане.

— Ты что, уже идешь баню топить? — крикнула Ханна. — Ведь мама еще не вернулась.

— Кто ее знает, когда она приедет, — пробормотала бабушка и исчезла за хлевом.

Ханна задумалась над бабушкиными словами. Мама уехала утром на Мийне Синкко, чтобы дождаться у дороги автобуса. Потом Ханна видела, как туда же отправился Самули. Уж не поехали ли они в город вместе? Пора пить кофе, а их все нет и нет. Бабушка топит баню, а баня топится четыре часа, это известно. Значит, скоро вечер, а мамы все еще нет.

Ханна побежала в дом. На кухонном столе остывали только что испеченные булочки. Рядом с ними стоял сладкий пирог. «Что это бабушка задумала, — размышляла Ханна, — сладкий пирог…»

— Неужели гости будут? — сказала она вслух.

Она выскочила во двор и помчалась вниз по склону к бане. Дед чинил грабли возле хлева, и Ханна бросилась к нему.

— Ну… чего это наша сорока скачет? — обрадовался дед.

— Слушай-ка, дед, сегодня у нас гости?

— Гости? А кто их знает, может, в праздник и заглянут. В праздник люди всегда по гостям ходят, а у нас родственники по всему уезду.

— Не ври, дед. Для деревенских бабушка никогда раньше сладкий пирог не пекла. Тут что-то не так, — сомневалась Ханна.

Дед взглянул на девочку, прищурив один глаз. «А этот ребенок совсем не такой глупый», — усмехнулся он.

— Вечером сама все увидишь.

У Ханны даже в глазах потемнело от злости.

— Мне никогда ничего не говорят! Никогда!

Ханна оставила деда, а сама вернулась во двор и присела на крыльцо. Она уткнулась головой в колени и неожиданно заплакала. Ей было не по себе, потому что она не знала, что это мама задумала. Ханна представила, какая она тощая и жалкая. Даже ленты в волосы нет и ни одного нарядного платья. Сердце громко билось у нее в груди.

Из бани появилась бабушка, она шла и ворчала без остановки.

— Чего это ты? — спросила Ханна как можно более язвительно.

— Проклятая баня… все тепло улетает, все равно что небо для сорок топить… и дед тоже хорош, все будет делать, а баню не починит… Вот и бегай туда-сюда весь вечер, да и то неизвестно, протопишь ли как следует. Ну и жизнь…

Ханна посмотрела на бабушку. Вся какая-то широкая, толстая, и ноги толстые и короткие. На животе фартук, весь в муке и грязи. Нет — бабушка тоже не очень-то красивая, да и нос у нее чересчур велик.

«Как все ужасно», — подумала Ханна. Хотя если говорить честно, то жизнь сейчас совсем не такая тяжелая, как в войну. Тогда даже баню осмеливались топить только по ночам — уж очень близко от границы они жили. Ханна еще и сейчас просыпалась от страха, ей мерещились вспышки осветительных ракет. Как-то раз Хайна сказала Лауре, что именно эти осветительные ракеты действуют ей на нервы. Но Лаура даже не поняла, что это значит. А Ханна понимала. Действовать на нервы это все равно что выводить из себя.