Вечером кукушка в лощине куковала так долго, что Ханна, стараясь не шуметь, успела подобраться поближе и заслушалась. Кукушки не было видно, ее никогда не удавалось разглядеть, она сидела где-то среди еловых ветвей, и только голос ее звучал… Ханна слушала кукушку и неожиданно поняла, что думает об осени. Осенью уже не будет куковать кукушка, ни эта, ни другая. Осенью начнется школа, и она уедет отсюда, распрощается с этой ложбиной и с летом. «И тогда мне станет грустно, — подумала Ханна, — я уже сейчас знаю, что буду скучать без всего, что живет здесь вокруг меня, ни о чем таком не задумываясь».
Даниэль Кац
Сон Рантанена
Рантанен лежал на больничной кровати боком, оберегая наглухо зашитый, свежий разрез. Шов начинался ниже лопатки и через подмышку тянулся к левому соску. На спине выше шва была еще одна неширокая, но более глубокая колотая рана, «spicus colte panensis», собственно, из-за нее-то он сюда и попал. Рантанен был бледен, лоб покрывали капли пота, под глазами лежали черные круги, волосы растрепаны. На тугой повязке на уровне ключицы выступило красное пятно.
Рантанен лежал в комнате один, шторы на окнах были задернуты, но сквозь них проникал утренний свет. Рантанен осторожно, сантиметр за сантиметром, стал поворачиваться на другой бок, боль отдавалась по всему телу. Рантанен был опутан разными трубочками и шлангами. Тонкое одеяло соскользнуло, и он с удивлением обнаружил, что лежит голый. Рантанен только что очнулся после наркоза и пытался восстановить в памяти хоть что-нибудь из событий вчерашнего вечера и ночи, но думать было трудно, мысли сплетались в клубок, а он как бы наблюдал за этим клубком со стороны. На противоположной стене висел фотоэтюд. На берегу стояла полинезийская девушка, а к ней подплывал на лодке парень, похожий на американца, с широкими плечами и густой шевелюрой. Высоко вздымались волны, девушка прикрывала рукой глаза, одна ее нога с зарывшимися в песок пальцами изящно отставлена. Рантанен закрыл глаза и повернулся еще на сантиметр.
Вошла молоденькая сестра и раздвинула шторы.
— Вот мы и проснулись, — сказала она, подойдя к Рантанену.
Рантанен прикрыл рукой глаза от света и попытался ответить, но не смог разжать губы. Сестра вытерла ему рот влажной салфеткой и дала напиться из толстой трубки.
— Долго же вы спали…
— Много… в жизни… недосыпал, — с усилием прошептал Рантанен.
— Ясно, — улыбнулась девушка, — оно и видно, еще чуть-чуть — и вы бы заснули очень надолго. Вы читали Чандлера? «Долгий сон»? Вы потеряли много крови. Когда вас привезли на «скорой», вы устроили тут скандал. Так мне рассказывали. Вы сказали, что это заведение только для баб. Вы встали с носилок и пошли себе. Четыре санитарки еле справились с вами.
— Я не помню… Что со мной? — сердито сказал Рантанен.
— К сожалению, ничего не могу вам сказать. Связана обетом молчания.
— Но вы же разговариваете.
— А это чтобы вы проснулись. Вам надо принять вот эти лекарства и сделать укол.
Рантанен проглотил таблетки, которые девушка по одной заталкивала ему в рот.
— Я был голый, когда меня привезли? — удивленно спросил Рантанен.
— Были на вас какие-то лохмотья, если только это можно назвать одеждой. Все в сохранности, на все выписана квитанция. Здесь ни у кого ничего не пропадает. А оперируют всегда без одежды: так легче резать.
Рантанен представил себе голую сестру со скальпелем в руках.
— Скоро я вас одену, — сказала сестра, — сейчас мне некогда. Тут есть и другие больные.
Рантанен оглядел пустую комнату.
— В других палатах. Это же не единственная. И вы не единственный больной в легочном отделении, — подчеркнула сестра. Она сделала Рантанену укол. Потом Рантанену захотелось в туалет.
— Вам нельзя вставать. Если хочется по-маленькому, делайте себе. У вас катетер.
— Что у меня?
— Катетер, — сестра приподняла одеяло. — Вот эта трубка вот здесь идет вот сюда. Так что давайте.
— Я никогда раньше не лежал в больнице, — пояснил Рантанен и заснул.