— Скажем, что Теуво забрал лодку, — подхватил Ойва и рассмеялся.
Они вышли к берегу, и Сенья направилась было дальше по тропинке мимо моста.
— Эй, Сенья, — окликнул ее Ойва, — лодку-то Теуво должен был забрать, так что придется нам идти по мосту.
— Ну уж нет, — ответила Сенья, не двигаясь с места.
— Пойдем! — сказала Айла.
— А мы тут подождем, чтобы мост не качался.
Сенья медленно шагнула вперед. Едва она отошла от берега и миновала первое звено моста, как все с криками ринулись ей вслед. Сенья пригнулась и опустилась на колени, а доски вдруг сломались посередине, и вся компания посыпалась в воду. Было так глубоко, что пришлось плыть. Такая глубина возле самого берега очень удивила всех. На берегу они некоторое время раздумывали, стоит ли сообщать кому-нибудь, что мост сломан. Наконец решили идти прямо к лодке.
Все промокли до ниточки. Они шли мимо домов, стоящих на берегу, пересекли топкий ручей, впадающий в реку, по тропинке выбрались на сухое место и свернули от реки. Между берегом и тропинкой, по которой они шли, рос ельник, в котором паслись овцы, а по другую сторону дорожки тянулись скошенные и убранные луга. Потом деревья и кусты остались позади, и тропинка снова вывела к реке. Разговор зашел о том, что раньше, бывало, купались и в сам день Йаакко. Увидев лодку, Сенья удивилась. «Так мы же тебя обманули, хотели, чтобы ты пошла по мосту», — объяснил ей Ойва. Перебравшись через реку, они втащили лодку на берег и бросились к дому. Сенья старалась двигаться осторожно, чтобы мокрая одежда не касалась тола.
С наступлением осенних холодов Сенья перешла спать вниз. Коров перевели в теплый хлев. Освободившись, Сенья забиралась на кровать, укрывалась одеялом, дремала или спала.
В конце ноября Сенья вместе со всеми ходила в гости к соседям. Обратно шли при яркой луне. Все вокруг было отчетливо видно: заснеженные огороды, застывшую речку, берег, деревья, телеграфные столбы, сараи и все остальные постройки. А в избе не нужно было зажигать света. От соседей они узнали, что умер тот самый парнишка, что летом отмечал длину прыжков у крыльца. Сенья еще раньше слышала, что у него воспаление легких. Айла сказала, что в школе этот мальчик был первым по арифметике.
Накануне рождества парни принесли елку. До Нового года она так высохла, что начали осыпаться иголки. В первый день нового года Ееро и соседский мальчишка решили подшутить над Сеньей. В ее отсутствие они собрали всю хвою и насыпали Сенье под одеяло. Ееро должен был наблюдать, как Сенья будет укладываться в постель. Но ничего особенного он не заметил.
В крещенье к ним зашел крестьянин с того берега, он жил на хуторе километрах в трех отсюда.
— День добрый, — поздоровался он.
— Здравствуй, здравствуй, — ответила Сенья, приподнявшись с постели на локтях, — что новенького у Вяйно?
— Да какие там новости. Худею вот.
— Верно, к Анникки своей собрался? — сказала Сенья.
— А то куда ж еще, — ответил Вяйно.
Разговор в избе шел о том о сем. Сенья лежала под одеялом и слушала. Вяйно сначала сидел вместе со всеми за столом, потом подсел к Сенье на кровать, приподнял край ее одеяла и лег рядом, обняв девушку. Остальные играли в карты. Вяйно долго лежал рядом с Сеньей, не говоря ни слова. Потом он встал и отправился дальше по своим делам.
Ханс Форс
Тучи с гор
Женщина поднялась с камня, отвела глаза от гор, она поправила поношенное, прилипшее к телу платье. Передышка не принесла облегчения, наоборот, расслабила, и усталость не проходила.
Старик на дворе стоял в полной растерянности. Ветер стал порывистым, резким. Женщина прищурилась, она почувствовала приближение дождя.
— Дед, втащи телегу под навес. Дождь будет.
Тот не шелохнулся.
— Дождь, еще тебе и дождь, — бормотал старик… — А он там, наверху.
— Ничего не поделаешь. Сегодня мы больше ничего не успеем.
— Он там, наверху. — Голос старика был хриплым.
— Втащи телегу!
— Наверху и сражается с ветром. А тут еще дождь собрался.
— Дед, я тебе о телеге твержу!
— Если они схватят его, к чему жить? Я за такую жизнь и пригоршни навозу не дам.
— Легко говорить! А жизнь идет себе своим чередом. И телегу надо убрать под навес.
Женщина закрыла глаза. Картины сегодняшнего утра все еще живут в ее памяти, волнуют. Было в них что-то притягательное и одновременно стыдное: его руки, горячие влажные губы и солнце, бьющее в глаза…
И опять голос старика, приглушенный, точно идущий из-под земли, возвращает ее к действительности.
— А если они схватят его? В таких тучах там, наверху, сплошная мгла. Моросит, словно острыми иглами пронизывает. Ты-то никогда не была в горах.
— Я ненавижу эти горы!
— Что ты сказала? — Голос старика звучал по-детски жалобно, и он, запинаясь, чуть не хныча, убеждал: — Горы нельзя ненавидеть. Ты ведь никогда там не была. Стоят они себе — и все. А если с кем стрясется беда, вини только себя.
— Прекратил бы ты болтовню, дед.
— Разве мне он менее дорог, чем тебе?