Вчера утром мы обнаружили кошку Мао – ее повесили на шелковице прямо напротив его дома. Задние лапы связали проводом, а в глаза насыпали соли. Вся в крови. Когтями выцарапала себе глаза. Когда мы ее нашли, кровь на тротуаре под ней уже высохла, а мухи объели полголовы. Вонь стояла нестерпимая.
Мы стояли подле нее и смотрели – молча. Только глухонемой пытался что-то сказать, размахивая руками, но, поняв, что никто не обращает на него внимания, ушел.
Михалис снял кошку с дерева, завернул в газету и пошел на стройплощадку за церковью Святой Ксении.
Когда люди разошлись, мать Михалиса вынесла ведро и губку и принялась оттирать кровь с тротуара. И что-то бормотала себе под нос, то и дело вытирая глаза рукавом кофты.
– Бедный Мао, – твердила она. – Что же эти подонки с тобой сделали. Храбрый мой мальчик. Бедный Мао.
Яннис Эвстафиадис
Люди из слов
Сардина будет плавать в консервной банке[13]
И если не все ты найдешь истинным,
знай, что причина их – истинна.
Сказки могут быть гротескными,
но у них есть преимущество
тотчас выявлять Добро и Зло.
Около двенадцати
Незадолго до того, как большие настенные часы, плавно передвинув стрелки, показали полночь, бизнесмен Леонидас Рагусис в промежуток между двумя затяжками из своей сигары, хранимой с тщательно соблюдаемой влажностью, смял резким движением многостраничный черновик, лежавший перед ним, и, скатав его в бесформенный бумажный шар, запустил в стоящую неподалеку корзину, которая, хотя и предназначалась для мусора, была выполнена из прекрасно выделанного палисандрового дерева с резной кромкой.
«Пора заканчивать с этими бездарностями», – пробормотал он фразу, которую часто использовал для того, чтобы охарактеризовать своих подчиненных и предложения, которые те время от времени вносили.
Было ровно 12:03, это вновь подтвердили плавно передвинувшиеся стрелки, когда Леонидас Рагусис, освободившись от бремени банальных докладных записок, поднялся со своего анатомического кресла руководителя, пристально поглядел через панорамное окно на ярко освещенный город и с триумфальным видом произнес: «Свершилось!»
Как видно, христианское образование – живописным остатком которого было несочетающееся с современной офисной обстановкой Распятие, висевшее позади его кресла – привело его к выбору именно такого безапелляционного траурного высказывания вместо верного – в его случае – возгласа «Эврика!», который в равной степени мог бы отразить его убеждения в отношении своих славных предков.