Современная греческая проза

В итоге около двенадцати появился доктор с какими-то бумажками в руках, анализами, наверное. «О, доктор, какими судьбами? – спрашиваем. – Случайно зашли?» Он бросил на нас убийственный взгляд и пошел прямиком к Михалису. Смотрел то на анализы, то на нас, был такой раздраженный. Пальцем он сделал нам знак замолчать, а потом подошел и все нам высказал, что это мы виноваты и что таких отморозков нельзя даже выпускать на улицу. А мы ничего так, вежливо держались. Спросили его, что там с Михалисом, а он только ответил, что пришлет кого-нибудь отрегулировать кислород. И ушел, покрывая матюгами свою проклятую судьбу и нас. Вазелинщик[26] заднеприводный, я так понял.

Через некоторое время снова появилась тетенька, чтобы кислород поправить. Мы все оцепенели. Руки у нее дрожали, она в ужасе пялилась на прибор, как будто это был ядерный реактор, было видно, что она ни в чем не уверена. Вот и все, сказал я, потеряли мы Михалиса, на тот свет его отправит эта инвалидка. Она с трудом подняла руки, а мы закрыли глаза и стали ждать взрыва. Когда мы их снова открыли, тетеньки уже не было, она смоталась так же бесшумно, как и пришла. К счастью, все остальное было на месте.

Около трех утра я спустился в больничный буфет что-нибудь перекусить. Я был полностью разбит. С самого утра, после стольких побоев и беготни, у меня не было во рту ни крошки. Я взял сэндвич и примостился на улице на ступеньках. Немного подышать воздухом. Минуты через две мимо меня прошли родители Михалиса. Такой ужас пришлось людям пережить, что они со мной даже не поздоровались. Эх, ты, Михалис, подумал я, как же это тебя так угораздило? Это менты, пидоры, опять виноваты, это все из-за их блокировок и всей этой херни. Но вы же видите, дебилы, что сегодня мы прилично себя ведем, тихо, с телками своими пришли, зачем же вы нам эту жопу устраиваете? Это видят наши, кто спереди идут, начинают агриться, камнями бросаться. Булыжники и бордюрная плитка летят со всех сторон, телки в панике разбегаются прятаться по кафешкам. Полчаса эта байда продолжалась, а потом прискакали три батальона, начали слезоточивый газ пускать, мы и разбежались. Я с Михалисом и еще человек двадцать свинтили, ушли по переулкам. Нас за собой торчок Апостолис потащил, он, типа, хорошо те места знал, телку когда-то из того района трахал. Да ни хера он не трахал, этот нарик, надо было сразу просечь. Двадцать минут мы мотались, «вот сюда – я помню, а, нет, вон туда, и там где-то справа еще бильярдная была», а в конце сознался: «Пацаны, я вообще не врубаюсь, где мы сейчас находимся». Пока мы на него орали, из-за угла вырулили четыре ублюдочные рожи в красных шарфах[27]. Раз – нас заметили, как мы лыбимся, два – уже повернулись и давай драпать, как зайцы. Хорошо у них получается бегать, у анчоусов[28]. Раз – и след простыл. Да уж, шлюшки. Все, чего природа их лишила, она у них в скорость вложила. Но вот по этим-то точно хер плакал. Зайки. В какой-то момент ноги у них стали заплетаться, один другого повалил, не знаю, что да как там у них получилось, но все вчетвером они рухнули на землю. Сами по себе. Через секунду мы их уже окружили и началось веселье. «Не свалить отсюда вам, изойдись хоть на говно, а подохнешь все равно!» и все такое. Со страху ребятишки полные штаны навалили, а один даже расплакался. «Эти не в счет, отпустите их!» – говорю я своим. «Шарфы только у них заберите». Тогда один из них встал, типа крутой такой, и говорит нам: «Ничего вы не заберете, ханумы[29], мы вас сами вздрючим». Какая непочтительность! Получил он как следует и успокоился. Мы и футболки с них тоже сняли, а потом отпустили. Я уже перегорел, по телефону сообщали, что возле стадиона было злое мочилово, а мы заблудились где-то в Галатси и играемся с сопляками. А один придурочный, когда уходил, сделал вот такое движение, схватил у Михалиса брелок и дал деру. Снова начались догонялки. Пока мы не выскочили на Бейку и не поняли наконец, где находимся. Смотрим, они сбавляют скорость. Что это они, подумал я, самоубийцы, что ли? Через двести метров видим, как все улица впереди покраснела. Это они нас в хвост своей толпы загнали. Мы с ужасом переглянулись. Я никогда этого не забуду, я в первый раз видел страх у Михалиса в глазах. Мы за считанные секунды оказались окружены красной ордой облизывающихся идиотов. С минуту ничего не происходило. Они просчитывали. Анчоусы всегда так делают. Считают. Если их по крайней мере не в четыре раза больше, они не нападают. Если их меньше, чем в три раза, то сваливают. Но здесь их было намного больше. Раз в десять или даже больше. Нам было не уйти. Я закрыл глаза и представил, что у меня есть крылья.