Может, он просто проходил временную стадию, в которой душа его еще не успела окончательно исчезнуть, и что когда это произойдет, он бы и сам официально умер, как нормальный человек. Или опять же, все это являлось естественным переходным состоянием между жизнью и смертью, точно так же, как в историях о привидениях, где говорится о людях, остающихся в виде призраков в тех местах, где они испустили свой последний вздох, когда смерть настигла их самым неожиданным образом или когда они оставили незавершенные дела в мире живых. Очень удобно, конечно, что всякий, оставивший незавершенное дело, может не совсем отрываться от мира после своей смерти, только вот Алкивиаду это было совсем не удобно, даже если бы все обстояло именно так. Он предпочел бы следовать традиционному процессу и никогда больше не просыпаться, чем пребывать в то летнее утро в таком большом смятении.
Сочтя, что он не может сделать ничего лучше, кроме как, затаив дыхание, дожидаться каких-либо изменений, он долгое время оставался в постели, не насилуя свой разум никакими мыслями. Будильник прозвонил много раз подряд, но он не стал утруждать себя протягивать руку и отключать его. В конце концов, мертвец не должен заниматься такими жалкими делами, да по сути говоря, этот непрестанный трезвон не очень-то сильно его и беспокоил. Через десять минут прибор прекратил наконец свои тщетные попытки, и комната заново погрузилась в тишину. Будильник сам выбрал этот временной промежуток, сочтя, что раз уж он не в состоянии пробудить хозяина в течение первых десяти минут, то уже не сможет пробудить его никогда, и было печально, что его состояние подтверждалось еще и таким образом.
Алкивиад жил в двухэтажном частном доме в тихом пригороде Афин. Дом его имел превосходную звукоизоляцию, а окна он наглухо запер, прежде чем лечь спать, но сквозь окошко в ванной смог ворваться далекий отзвук внешнего мира, в котором после рассвета наступил уже жаркий, солнечный день. Звук двигателя какой-то машины, собака, лаявшая на балконе напротив, обрывки разговоров людей, проходивших чуть дальше по улице, – все эти звуки, которые достигали его ушей, были такими потусторонними, словно это он был живым, а все остальные – привидениями. Они его словно бы отвлекали, вызывая мучительную меланхолию, тоску по предыдущему утру, когда рассвет наступил точно таким же образом, с той единственной разницей, что и сам он тогда принадлежал миру, бывшему там, снаружи, а не бы просто холодным трупом, лежавшим на кровати.
И так ему это было неприятно, что он подумал встать и совсем было закрыть это окно, но в последний момент решил, что стоит подождать еще немного, чтобы дать судьбе шанс избавить его от этого мучения, как, в принципе, и нужно было поступить.
Около девяти начал настойчиво звонить его мобильный телефон. Он прозвонил один раз до конца, а затем последовали еще два звонка с пятиминутным перерывом между ними. Он оставил мобильный на письменном столе, и не так-то сложно было ему взять телефон в руки, даже в его нынешнем положении, но не было никакой причины это делать, поскольку он не был в состоянии ответить на какой бы то ни было звонок.
Сразу же за этим последовал звонок на городской телефон. Аппарат у него стоял на тумбочке, и на секунду ему пришло в голову снять трубку, только и только для того, чтобы услышать голос живого человека, но в итоге он даже не пошевелился, и телефон успокоился. Второго звонка не последовало. Он представлял, что звонили ему из оркестра, где он работал в то время, к тому же он уже достаточно сильно опоздал, и было логично, что в какой-то момент его станут искать.
Прошло еще два часа, пока до его ноздрей в первый раз не донесся запах его мертвой плоти. Хоть он никогда и не нюхал мертвого человека, он был убежден, что этот изначально едва уловимый неприятный запах исходил от его трупа, и это вызывало у него такое огромное отвращение, что он был уверен, что если бы он был еще жив, то его бы вырвало. Запах был еще не очень заметным, но печальное осознание того, что с каждым часом тело его гнило все больше и больше, так что в итоге запах стал бы просто невыносимым, повергло его в панику и заставило подняться с кровати в поисках хотя бы временного решения проблемы.
Он предположил, что принятие ванны не сильно бы помогло, так что он предпочел побрызгаться из всех флаконов с одеколоном, лежавших в его ящике. Так, по крайней мере, можно было скрыть запах хотя бы частично, а потом, может быть, он уже и сам бы привык. С другой стороны, если бы он оставался в таком состоянии вечно, у него были бы проблемы и посерьезнее, чем то, как избавиться от запаха гнили.