Современная югославская повесть. 70-е годы

Как только автомат Павала застучал из-за стены, Чоле без промедления опустился на колено, рукой обхватил старика за живот, взвалил на плечи, как мешок пшеницы, и глубоко вдохнул, точно собирался нырнуть. Потом напряг железные мышцы и крепкие жилы на ногах и широкими прыжками кинулся к стене, размахивая автоматом, как подраненная птица здоровым крылом. Теперь пули летели сплошным дождем, но он стремглав мчался среди огня, разбивая грудью ветер, волосы его развевались, глаза горели жестоким огнем. Чоле благополучно достиг каменной стены, доходившей ему до пояса, с ходу перекинул через нее старика в кустарник, а сам уселся верхом, разрывая сукно штанов и обдирая бедра о колючие камни, словно оседлал бешеного, с торчащими острыми позвонками коня, и наконец перевернулся сам. Он долго переводил дыхание, прижавшись головой к стене. Тело его словно одеревенело, болела затекшая рука и саднили исцарапанные бедра.

Продолжая стрелять, Павал почти неосознанно, не признаваясь себе в этом, восхищался Чоле. Будь Чоле трус или слабак, пришили бы его, как пить дать, к камню, словно червя. Правда, это не значит, что он ему таким нравится. Он ему просто завидует. В бою любой рядом с Чоле чувствует себя жалким и несуразным, как у моря. В сражении перед Чоле все ученики. Но не ему это признавать, а уж тем более восхвалять! Если не ради чего другого, так от сглаза; не то, чего доброго, окажешь ему медвежью услугу. Насколько Пипе скор на язык в мирной беседе, настолько Чоле ловок в бою. Как белка, как машина! Таким уж его бог создал. Он не камень, он вода — всегда пробьет скалу и найдет дорогу. Он видел, как Чоле схватил Колунела, точно горный орел овцу. Боже, к счастью, этого не видел: он был занят своим автоматом и к тому же он перепугался. Что есть, то есть: Чоле в бою как заговорным маслом смазан, в нем загорается сокрушительное пламя боя, рождается шестое чувство, скорость, изворотливость, нюх, прости господи, как у зверя, и, как у рыси, легкая и гибкая поступь. А после боя, убей его бог, — трутень трутнем, неуклюжий, отупевший, глупый, ленивый, переваливается с ноги на ногу, как раскормленная утка, вечно словно жвачку жует, а храпит… боже милостивый! Кажется, глух, а цыпленка в яйце услышит!

— Скорей! — Чоле вскочил и, встряхнув, поднял полковника на ноги. — Быстро! В лес! Ши! Да! — тянул он его за руку, как упрямого ребенка, взглядом-молнией зыркнув по окрестности. На лице его мелькнуло удовлетворение: лес с густым кустарником, насколько хватал глаз, тянулся ярким языком, словно специально для них. — Ши! Ши! Курс по лощине! Ши! Быстро! Иди! Иди! Быстро! — толкал он полковника. — Слышишь, свистят? Айда! Быстро! А я мигом за тобой! — Он еще раз подтолкнул старика и отбежал, чтобы взглянуть на раненого Боже и заменить Павала.

Колоннелло дернулся и, шатаясь, двинулся по лесной лощине, слепо, наугад, словно во сне. Он горел, и в то же время его сковало холодом. То огонь, то лед. Жуткое, но спасительное объятие. Этот дикий, безумный кошмар невидимого боя (к тому же он зарылся головой в землю) стоял у него в глазах — дым, вихри и потоки магмы. Внезапно его захлестнуло злобное чувство непостижимости пространства и людей. И времени. Блестящий военный атташе — и вот марионетка в руках мятежников. Он побежал. Упал. Полное отчаяние, отупение. Совсем как кукла без главного нерва, без оси, без равновесия. Неужели снова зловещий сон? Нет, явь. А он то горит в лихорадке, то стынет от предчувствия новых кошмаров. Может, это и закономерно, не удивительно? Он споткнулся. Пополз на четвереньках. Присел между стволами деревьев и рухнул в сплетение кустов. Весь в огне, в пламени. Раздался гром. И все же один едва слышный, тяжелый вздох вылился в паутину голоса: «Che imbecille! Andar a caccia!»[67]

ВОЛЧИЙ ЛОГ

Вскоре после полудня партизаны и крестьяне добрались до Волчьего лога.

Пипе продумал всю игру до последнего хода и сейчас смотрел на ущелье, как на карточный стол, вокруг которого скоро усядутся игроки и болельщики. Замысел игры возник легко и неожиданно, как с неба свалился, он стал реален после того, как было получено при содействии попа согласие партнера вести игру. Ну а Пипе сообразил, что не стоит большого труда загнать лягушку в болото. Почему бы на войне не разыграть партию, не обмануть время, не получить свое и неприятеля «не раззадорить»; если тебе представился такой случай, ты не должен открывать карты да еще доказывать всеми способами, что тебе никто ничего не сделает, что с картами или без них ты непобедим, если полон решимости погибнуть за свое дело. Игра начата, теперь тебе деваться некуда, нужно идти до конца. А что тут делать: оружия нет, патронов нет, людей мало, провианта еще меньше, и если при этом потерять чувство юмора — быстро проиграешь войну. И что же останется? Останется висящая на тонкой, хоть и шелковой, ниточке надежда. Согласитесь, это не бог весть что.