Современная югославская повесть. 70-е годы

Крестьяне удивленно загудели, а Пипе возвысил голос, перекрывая бурю:

— Стой! Не будем говорить гоп, пока не перескочим! — Быстро, взмахом руки успокоил он глухой ропот и опустил голову, делая вид, что размышляет, — эта хитрость всегда успокаивающе действовала на толпу, сосредоточивала внимание, и тогда все ожидали новостей или хотя бы свежих идей.

— Не торопитесь! — еще раз воскликнул он. — Вы спрячетесь в расселинах, возьмете камни и по моему знаку, когда я почешу затылок, высунете головы, только головы, и начнете стучать камнями по скале! Все меня поняли?! Это не трудно.

— Значит, ты ведешь нас в бой, Пипе? Ради всего святого, — с волнением произнес старик с испуганно округлившимися глазами.

— Да какой это бой! — отмахнулся Пипе с нарочитой небрежностью. — Бой, да не для всякого! Ни у кого, дорогой мой, волос с головы не упадет!

— А зачем тогда бить камнем о скалу? — старик не отставал, задетый, очевидно, небрежным и издевательским тоном Пипе, а тот ведь любого умел выставить дураком перед всем селом и всем миром.

— Увидишь! Всему свое время! Не будь любопытным! Не лезь вперед батьки в пекло! Ты меня понял, дорогой мой и хороший человек? Все поняли? Вот, погляди! Видишь, как люди поднимаются на скалу по обеим сторонам дороги, словно в цирке, чтобы лучше видеть, погляди, вот они берут камни — по одному в руку, а сейчас присядут на корточки в расселине и спрячут головы. И это видишь? Все правильно, все вы умные и послушные, быстрые, как вода!

— Я вижу, что все стоят на своих местах.

— Тебе так кажется, — улыбнулся Пипе. — Это ведь Волчий лог, друг! Здесь все может привидеться — ведьмы, кошки, оборотни…

— И такие, как ты! — оборвал его старик, довольный тем, что ему посчастливилось не остаться перед Пипе в долгу. И чтобы Пипе снова не взял над ним верх, первым стал смешно карабкаться по склону горы. Остальные последовали за ним, ехидно посмеиваясь.

Крестьяне взбирались по склонам, а стайки детей ползли за ними по скале, как улитки на изгородь. И вот уже выглядывают из-за камней на косогорах, будто птенцы из разоренных гнезд.

Пипе нетерпеливо шел вверх, подняв воротник кожанки, втянув голову в плечи. На миг он вообразил себя командиром огромной армии и сразу подумал, что это смешно, нереально, но кому до того дело? Он смотрел на поле боя хмуро, насупленно, не теряя надежды. Хорошо! Он за пультом, партизаны на сцене, народ в ложах. Внезапность принесет тройную пользу: военную добычу, о какой не мечталось, враг увидит бесчисленное множество бойцов, которые появятся по его команде, и народ будет в безопасности.

— Можете разговаривать друг с другом, сколько хотите! — давал он последние наставления, поглядывая то в одну, то в другую сторону — по склонам.

— Только чтоб видны были головы! Одни головы! Вот так! Вот так, сестрица! А ты, малый, не вылезай, пока я тебе не скажу, чтобы враг не увидел твою голую гузку! Вот так!

Лука шел за ним по пятам и только ворочал глазами. Молчишь, ну и лучше, что молчишь. Молчи, смотри, запоминай. Насмехается, издевается над войной и народом! Да что поделаешь, если сейчас все в Пипиных руках, а вернее, в дьявольских. Потому он только слушает и ничего не спрашивает. Неужели не настанет день, когда он сможет открыть, излить свою душу, без лишних слов и оговорок поставить вещи, по его представлению и требованию, на свои места. Он, Лука, — командир, Чоле — его заместитель, Марко — десятник, а Пипе уйдет на подпольную работу в Медовац или на политработу — «только унес бы его дьявол подальше от военных дел и с моих глаз!»

— А где же Чоле? — мимоходом кинул Пипе, доставая карманные часы — свою точную, как поезд по расписанию, «луковицу», и обернулся к Луке. — Я ему раз сто говорил, чтобы пришел пораньше.

— Видать, Колунел помер! — лениво, не спеша сказал Лука.

Вдруг с высокой «наблюдательной» скалы над ущельем раздался крик Марко:

— Грузовики показались… как гуси! Один за другим!

Обрадованные партизаны смотрели с горы, а крестьяне заволновались не столько из-за резкого крика Марко, сколько из-за того, что грузовики подходили к их неприступной военной крепости, машины, которыми располагает и с которыми умеет обращаться только неприятель. Некоторые крестьяне высунулись из-за камней, беспокойно бросая угрюмые взгляды на извилистую дорогу, но кое-кто еще ниже пригнул голову.

На горной дороге в лучах солнца клубилось облачко пыли, оно исчезало, потом снова поднималось над извилистой каменистой дорогой, будто бесшумный самолет, без звука, без рыка моторов, сносимого бурей в отзывающиеся эхом горные просторы.