Современная литературная теория. Антология

Но все эти взаимонепонимания затемняют тесные и важные связи между двумя видами культурной критики; мы многого можем добиться, если вступим в диалог. И феминизм, и афро-американская критика выдвинули в противовес западной литературной традиции группу личностных, интеллектуальных и политических вопросов. Оба направления прошли традиционный путь превращения критического подхода в общественный институт, начиная с сепаратистской эстетики, рожденной участием в движении протеста, через стадию профессиональной сосредоточенности на избранных текстах в соответствии с академическим литературоведением, и оба вышли на расширившееся, плюралистичное критическое поле осмысления сексуальных и расовых различий. С гей– и пост-колониалистской критикой оба наших направления делят многие метафоры, теории, дилеммы, например, концепцию двух голосов дискурса, образы вуали, маски, чулана, проблему выбора между автономностью и приспособлением либо гражданским неповиновением.

Покинув наши собственные маргинальные территории ради места в пустыне постструктуралистской критики, не рискуют ли черные критики и феминистки утратить свою оригинальность и перейти к подражанию, не сменят ли они свои собственные критические модели на Универсальную Теорию, как называет ее Лиза Жарден? Если мы не согласны с мыслью, что судить о гендере дано только женщине, а судить о расе – только чернокожим, то какова должна быть отличительная идиома и роль черной или феминистской критики, и как мы определим позиции, с которых мы ведем свою критику? Можем ли мы пойти на компромиссы, необходимые для того, чтобы влиться в основное русло, и при этом по-прежнему работать на наши собственные цели? Или мечта о другой критике, которая будет одновременно подрывной и самоутверждающейся, – самая утопичная из всех культурных фантазий?

[Опущена глава об афро-американской критической революции.]

Феминистская критическая революция

Генеалогия черной критики и феминистской критики во многих отношениях поразительно сходны. Чтобы подчеркнуть параллели между ними и ради облегчения труда читателя, я выделила и дала разные названия отдельным этапам и способам, которые в совокупности представляют сложную целостность феминистской критики. Ни один из взаимопереплетенных подходов феминизма не был вытеснен или дискредитирован, и каждый претерпел значительные изменения благодаря оживленной внутренней полемике.

До возникновения движения за женское равноправие критика написанных женщинами произведений имела форму андрогинной¹ поэтики, отрицавшей уникальность женского литературного сознания и выдвигавшей единственный универсальный стандарт критических оценок, которым женщины-писательницы должны были соответствовать. Женское движение конца 60-х гг. вызвало к жизни и феминистскую критику мужской культуры, и женскую эстетику, утверждавшую женскую культуру. К середине 70-х академическая феминистская критика, действуя заодно с междисциплинарными феминистскими исследованиями, вступила в новую фазу гинокритики, или изучения женского письма. Под воздействием европейской теории литературы и европейского феминизма в конце 70-х гг. важной составляющей стал гинесис, или пост-структуралистская феминистская критика, имеющая дело с «женским началом» в философии, языке и психоанализе. Во второй половине 80-х мы наблюдаем подъем гендерной теории, сопоставительного изучения половых различий.

Андрогинная поэтика до сих пор имеет множество приверженцев среди женщин-писательниц, что создает конфликт между писателями и критиками, раздуваемый в средствах массовой информации. Многие феминистские критики, и я в том числе, высказали озабоченность, когда Гейл Годвин и Синтия Озик атаковали «Нортоновскую антологию женской литературы», утверждая, что творческое воображение не несет половых различий и что концепция женской литературной традиции оскорбительна для тех писательниц, которые, как Годвин, считают себя ученицами Джозефа Конрада.

Тем не менее андрогинная поэтика, которая может быть или неосознанным женоненавистничеством, требующим фальшивой «универсальности» от женского письма, или формой женской ненависти к самой себе, затрагивает по-настоящему серьезные сквозные вопросы феминистской критики. Позиции андрогинной поэтики были раньше всего сформулированы в «Мыслях о женщинах» (1969) Мэри Эллман, которая остроумно показала пагубные последствия мышления сексуальными аналогиями; а также Кэролин Хейльбрун в книге «К признанию андрогинности» (1973), где говорится, что «наше спасение – в отходе от противостояния полов и в выходе из тюрьмы гендера». Из современных американских писательниц эту позицию убедительней всех представляет Джойс Кэрол Оутс. В эссе, озаглавленном «(Женщина) Писатель: теория и практика» (1986), Оутс выступает против категорий «женщина» и «гендер» в искусстве: «Содержание определяется культурой, а не гендером. А воображение, само по себе лишенное гендера, позволяет нам все».