Современная нидерландская новелла

Ему ли не знать! Ведь он торговец фарфором и дорогим фаянсом, и его товар испытывает сейчас огромную конкуренцию со стороны пластмассы, которую тоннами выбрасывают на рынок.

— Ба! — Почтальон ударил себя по лбу. — Я же знаю твой магазин! Некоторое время я работал на срочной доставке, тогда для этого еще не было мальчишки-курьера. Помнится, как-то раз я и туда тоже кое-что доставил.

— Верно… Месяцев этак пять назад?

— Да, вроде бы.

— У меня тогда служила одна девушка. В обучении.

Он взял протянутые ему спички и прикурил. С огромным наслаждением затянулся, а затем выдохнул серое облако в серую промозглость дня. Он видел, как частые капли дождя цедились сквозь дым и словно старались пригнуть его к земле. Ни разу в жизни не видал он такого. Вечно времени не хватало поглядеть, как дождевые капли цедятся сквозь табачный дым.

— Блондинка? — Почтальон снова опустился на скамейку в лодке и смотрел на него. — С волосами по сих пор?

— Точно!

Все ж таки странно. Что этот человек доставлял ему почту.

Тем временем почтальон набил маленькую кривую трубку и протянул руку. Он бросил ему назад спички, и почтальон в свою очередь выпустил облако дыма. И у этого дыма тоже не было никакой возможности разлиться вокруг, он падал, пронзаемый мелким дождем, как и дым от его сигареты.

— Как я погляжу, вы трубку курите. Вам так нравится?

— По-моему, она настраивает на философский лад. Сидишь себе спокойненько и размышляешь о том о сем.

— Да, это не для меня. Времени всегда в обрез. Поэтому только и успеваешь подымить разок-другой этой бумажной скорокуркой.

Он засмеялся своим собственным словам, и почтальон улыбнулся ему в ответ.

— Все это хорошо, но дальше так продолжаться не может, — сказал вдруг почтальон. — Ты, старик, скоро совсем размокнешь. Еще заработаешь воспаление легких. Или плеврит. А я не хочу иметь это на своей совести.

Он просунул руку под пиджак и пощупал плечо. Рубашка была совсем сырая.

— Иди сюда. — Почтальон махнул кривым чубуком своей трубки. — На этом служебном велосипеде далеко не уедешь. Так что мы его оставим здесь. И давай забирайся под мою накидку. У меня под ней еще зимняя форма, а она тоже не промокает.

Он немного поколебался, но мягкий, пахнувший сеном ветер вдруг холодом и сыростью толкнул его в спину, и он пошел к лодке.

— Гоп-ля!

Почтальон потянул его за руку, и вот они уселись рядом на скамейке. Почтальон расстегнул пряжку под подбородком, и чуть позже он ощутил божественное тепло, обнявшее его за плечи. Только сейчас он почувствовал, как замерз.

— Лучше?

Он кивнул.

— Вот, надень еще фуражку. Тогда волосы быстрее высохнут.

Он хотел отказаться, испытывая некоторую неловкость, но почтальон уже нахлобучил ему на голову свою форменную фуражку. Впервые в жизни он обозревал мир и зеленую покинутость из-под лакированного козырька форменной фуражки.

— Все-таки тяжеловато, — заметил он.

— Ясное дело, — ответил почтальон. — Это вообще характерно для форменной одежды. Тут главное — прочность. В любом случае остаешься, так сказать, сухим.

Он согласился и вскоре почувствовал себя вполне сносно.

— Ведь плеврит… Ты знаешь, что он бывает влажный и сухой?

Он не знал.

— Это, по-моему, какая-то старинная болезнь. О ней раньше нередко говорили.

Молча сидели они и смотрели каждым прямо перед собой. Табак, который курил почтальон, припахивал горящим торфом и лимонной цедрой, и он слушал, как потрескивает огонек в почтальонской трубке. Их снова начало относить течением. Они скользили вдоль берегов, в покачивающемся камыше и долгих волнующихся травах.

— Ты музыкальный? — поинтересовался почтальон, доставая из своей большой сумки голубой термос.

— Гм… Вообще-то я люблю музыку. Э-э… классическую.

— Естественно. Это единственная музыка. Которая остается. На века. Хочешь глотнуть?

Он взял эмалированный термос, с которого почтальон уже снял крышку, и сделал глоток. Кофе. И до сих пор теплый.

— Сахару как раз по мне.

Он вернул термос почтальону, который в свою очередь отпил глоток.

— Я вот так думаю.

— У меня есть пластинки с классической музыкой.

— А, понятно. Мне очень нравится «Картинная выставка». Знаешь? Мусоргского.

— «Картинки с выставки», ты имеешь в виду. — Он слегка улыбнулся при воспоминании об этой музыке. — Моя дочь, которая студентка, здорово это играет. На пианино.

— О, дети уже разлетелись из дома?

— Почти. Все к тому и идет.

— Значит, мы свое дело сделали! — Почтальон добродушно рассмеялся. — Мои уже все обженились. Я скоро стану дедом.

— Жена, конечно, гордится.

— Как павлин.

Он подумал о своей жене. Наверное, волнуется. Конечно, хотя это не помешает ей приготовить ужин. Не больно-то она и переживает.

— Моя жена не больно-то переживает.

— А, они всегда найдут себе утешение. Получше нашего. Это мы неприспособленные, — отметил почтальон.

— Мы и живем меньше, ты не должен забывать.